Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка

Бирмингем Стивен

Осенью Морти вернулся в Амхерст. Его приняли в братство греков, где ребята пытались собрать деньги на бильярдный стол. Морти написал своему отцу, спрашивая, может ли он сделать взнос. Якоб Шифф ответил в необычайно экспансивном настроении, заявив, что с радостью оплатит весь стол — причем бильярдный стол самой лучшей марки, — если взамен ребята согласятся никогда не играть в бильярд на деньги. Ребята не согласились, стол так и не получили, а популярность Морти в братстве несколько снизилась. Подобное происходило постоянно.

Когда в том году Морти приехал домой на рождественские каникулы, он заболел скарлатиной и был вынужден пропустить

большую часть второго курса Амхерста. Тем не менее, в июне он обратился с последней просьбой. Не мог бы он провести свой младший курс в Гарварде? «Именно тогда, — писала сестра Морти Фрида, — мой отец решил, что Морти готов к бизнесу».

Шифф попросил своего друга Хилла отправить Морти в Дулут для работы в дорожной бригаде Великой Северной железной дороги, чтобы он изучил железнодорожное дело «с нуля» — подходящее занятие для яркого молодого ученого со склонностью к экстравагантности. Некоторое время Морти так и работал. Когда отец решил, что Морти достаточно изучил железнодорожное дело, Морти отправили в Европу, чтобы он изучал банковское дело на том же уровне. Он начал работать в качестве стажера в различных банковских домах, выбранных Якобом Шиффом: сначала в лондонской фирме Samuel Montagu (где сэр Эрнест Кассель любезно взял Морти под свое крыло), а затем в гамбургской M. M. Warburg & Company, все дальше и дальше удаляясь от Кембриджа, штат Массачусетс. Когда Морти провел свой двадцать первый день рождения в Гамбурге с Варбургами, он понял, что никогда не попадет в Гарвард.

Периодически Якоб Шифф приезжал в Европу, чтобы проверить успехи Морти. Однажды на одной из лондонских вечеринок Якоб встретил своего сына, страдавшего дальтонизмом, как и его дед Лоеб, в лавандово-серых костюмах и желто-сером пальто. На глазах у двухсот собравшихся гостей Якоб Шифф велел Морти сразу же отправиться домой, переодеться и не возвращаться, пока он не будет одет должным образом. Конечно, Морти сделал все, как ему было велено.

При всем этом Морти Шифф сохранял почти нечеловеческую жизнерадостность. Почему он так много терпел? «Морти, — говорит его сестра Фрида, чьи впечатления от общения с отцом порой были еще более обескураживающими, — был страстно предан нашему отцу».

24. МИТТЕЛЬВЕГ-ВАРБУРГИ

Фрида Шифф, как и ее брат Морти, хотела угодить своему отцу. Это было не всегда просто, ведь одной из особенностей Якоба Шиффа была демонстрация недостатков других людей.

Одной из его благотворительных организаций была Еврейская ассоциация молодых мужчин (Шифф подарил Y.M.H.A. ее первый постоянный дом на Лексингтон-авеню, 861, со спортивным залом, библиотекой, клубом и классными комнатами), что привело к интересу к ее женскому аналогу — Y.W.H.A. Когда разрабатывались планы строительства здания, Якоб пообещал пожертвовать 25 000 долларов при условии, что к январю следующего года другие внесут еще 200 000 долларов. Задача по сбору этой дополнительной суммы была возложена на Фриду, и это был ее первый опыт сбора средств. Она взялась за дело с усердием, но к первому декабря, когда она обратилась ко всем знакомым, ей все еще не хватало 18 000 долларов до цели.

Она знала, что ее отец — человек слова, и, понятно, была «в ужасном состоянии». Она представляла себе, как весь проект Y.W.H.A. рушится из-за невозможности выполнить условие. Чтобы сделать ее состояние еще более ужасным, отец в середине декабря сделал все возможное, чтобы напомнить ей о своем состоянии. «Ты

знаешь, — сказал он ей, — у меня есть письменное распоряжение, что я не дам $25 000, пока фонд не будет завершен». После нескольких дней телефонных разговоров у нее начались бессонные ночи.

«Первого января, — писала она, — я была на грани отчаяния — не хватало еще $18 000». Затем она получила письмо от отца. Оно было адресовано ей не как дочери и даже не как женщине. Оно было адресовано просто «Председателю строительного комитета Y.W.H.A.». Якоб Шифф писал ей, как будто она была незнакома, и сообщал, что он «убедил миссис Шифф пожертвовать 18 000 долларов в память о ее брате». Чек был приложен.

«Это было совершенно типично для него, — писала позже Фрида, — человек слова, но его сердце обходило его слово и делало все законным». На самом деле ему было стыдно за то, что он показал свое сердце. Поступая по-своему, он просто давал возможность заглянуть в сердце, не «распуская бока», как говорят англичане, или, как говорят немцы, «расстегивая пуговицы».

Не все эпизоды имели для Фриды такой счастливый конец. В 1894 году у нее был особенно трудный год. Ее отец настаивал на том, чтобы она дебютировала только в восемнадцать лет, а поскольку ее день рождения приходился на февраль, это означало, что она пропустит весь зимний сезон дебютанток. Ее лучшая подруга, Адди Вольф (дочь Абрахама Вольфа, еще одного партнера Kuhn, Loeb), устраивала вечеринку в ресторане Sherry's, но Джейкоб Шифф не отпустил Фриду. Он сказал: «Если тебя будут видеть в одном месте, у тебя будет больше приглашений. У нас каждый раз будет одна и та же сцена, и я не могу делать исключения. Для твоего же блага я не хочу, чтобы ты выходила». Так Фрида осталась дома.

Он часто запрещал ей что-то делать «для ее же блага» и стал навязчиво заботиться о том, что он называл ее «невинностью». Решив, что даже ее разум должен оставаться девственным, он тщательно выстраивал ее жизнь так, чтобы она не встречала ни мужчин, ни девушек своего возраста. Он постоянно занимал ее волонтерской работой и сбором средств. Андерс Цорн написал портрет Фриды Шифф в ту одинокую зиму восемнадцатого года, и ее росистая невинность сияет с полотна. Она была с высокими щеками, тонким патрицианским носом, ясноглазая, темноволосая, стройная, одетая в розовое. У нее было одно преимущество, которое перевешивало некоторые недостатки, связанные с дочерью Якоба Шиффа: она была красива.

Ей разрешили отпраздновать восемнадцатилетие, которое запомнилось тем, что музыкальный подросток по имени Вальтер Дамрош спел и разыграл пародию на вагнеровских «Рейнских дев», стоя в жестяной ванне, наполненной водой. Но в остальном год прошел незаметно и безрезультатно. У нее не было никакого опыта общения с мальчиками, кроме чопорных и формальных бесед с партнерами-мужчинами на чопорных и формальных званых вечерах отца, где молодые люди всегда сидели «под солью». Всякий раз, когда мальчик заговаривал с ней, она густо краснела.

Тем летом Якоб и Тереза Шифф взяли Фриду и Морти в очередное из своих ритуальных гранд-туров по Европе. Одной из остановок был, естественно, Франкфурт, куда Шиффы были приглашены на ужин в дом неких Дрейфусов, которые приходились Лоебу двоюродными братьями. «Есть ли во Франкфурте молодые люди, которые мне бы понравились?» — шептала Фрида. шепотом спросила Фрида у своей подруги.

«О, ты должна познакомиться с Феликсом Варбургом», — ответила подруга. «Он самый красивый мужчина в городе».