Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка
Шрифт:
В тот момент, когда казалось, что язык лежит в основе всей этой горечи, две молодые немецкие еврейские девушки заняли несколько иную позицию. Это были Алиса и Ирен Льюисон, дочери Леонарда Льюисона, которые заключили договор о том, что никогда не выйдут замуж, а посвятят свою жизнь благополучию евреев-иммигрантов и самой большой любви девушек — театру. [46] Девушки начали выделять средства на строительство Neighborhood Playhouse как штаб-квартиры исполнительских искусств в самом центре гетто Нижнего Ист-Сайда. Они планировали ставить пьесы на английском и идиш, но когда их первая пьеса «Дочь Иефтиха» была представлена на английском языке, идишская пресса обвинила девушек в том, что они обслуживают верхние кварталы и не поддерживают театр на идиш, в котором так нуждались и которого так не хватало иммигрантам. Хотя девушки продолжали представлять большинство
46
Впоследствии Алиса нарушила этот договор и вышла замуж за Герберта Кроули.
Для большинства обеспеченных немцев одним из самых пугающих моментов в русских была их заинтересованность в создании профсоюзов. Это угрожало карману немца, всегда самой уязвимой части анатомии любого богатого человека. Так для немцев верхнего города русские Нижнего Ист-Сайда стали врагами. Раскол между двумя лагерями усилился. Рабочий против босса, масса против класса, вульгарный против благовоспитанного, «иностранец» против «американца», русский против немца, еврей против еврея.
И все же, несмотря на то, что немцы буквально ничего не одобряли в русских, русских нельзя было игнорировать. Их просто было слишком много. Понятно, что немцы предпочли бы, чтобы русские никогда не приезжали, но они были. Некоторое время Объединенные еврейские благотворительные организации и Фонд барона де Хирша — фонд, созданный немецким капиталистом на сумму 493 тыс. фунтов стерлингов с целью помочь еврейским иммигрантам обосноваться в Америке, — осуществляли программы, направленные на то, чтобы убедить восточноевропейцев поселиться не в Нью-Йорке, а в другом месте. Эти организации, стараясь казаться благотворительными, указывали на то, что «деревенский воздух» Нью-Джерси или Катскиллов, несомненно, пойдет на пользу иммигрантам. Но успеха они не имели. В 1888 г. двести евреев были отправлены обратно в Европу в лодках для скота. Но что такое две сотни из сотен тысяч? Уптовладельцы, все более встревоженные, пытались добиться принятия в Вашингтоне законов, сдерживающих дальнейшую иммиграцию. Но остановить поток было невозможно.
Следующим логическим шагом, с точки зрения немцев, была попытка, по возможности, переделать этих потрепанных иммигрантов по «приемлемым», по мнению немцев, немецким образцам — отмыть иммигрантов, вытереть с них пыль и заставить их вести себя и выглядеть как можно более похожими на американцев. В Ист-Сайде были созданы поселенческие дома, первоначально представлявшие собой не более чем пункты дезинфекции. Объединенная еврейская благотворительная организация начала предоставлять иммигрантам бесплатный ночлег, питание и медицинское обслуживание, а также организовывала развлекательные мероприятия и лекции о манерах, морали, браке и опасностях социализма, призванные показать бедным русским неразумность их прежнего образа жизни. Когда беженцы переполнили Касл-Гарден и близлежащие постоялые дворы, нью-йоркский комиссар по делам эмиграции открыл здания на острове Уордс, а Якоб Шифф выделил 10 тыс. долл. на строительство вспомогательных казарм.
Другие вносили свой посильный вклад. Особо деятельной дамой того времени была г-жа Минни Луис, многословная женщина, чье богатырское тело было переполнено добрыми намерениями. Минни не совсем принадлежала к немецкой «толпе», занимавшей высокое общественное положение, но она представляла ее точку зрения. И если, поскольку у сефардов была Эмма Лазарус, немцам нужен был свой поэт, то Минни выполняла эту роль. В стихотворении, обращенном к русским иммигрантам, она объяснила «Что такое быть евреем». Она начала с того, что заявила, кем еврей не является:
Носить желтый значок, замки,
Длинный кафтан, низко склоненную голову,
В карманы неспровоцированные стучать
И шататься в подневольном страхе...
Не таков должен быть еврей.
Но, добавила она:
В рядах людей стоять
С благороднейшими стоять;
Помогать праву в каждой земле
Умом, силой, сердцем, молитвой...
Это и есть вечный еврей!
Иными словами, быть человеком, подобным Якобу Шиффу, Соломону Лоебу, Леманам, Варбургам, Селигманам, Льюисонам. Это был большой заказ. Якоб Шифф восхищался поэмой. Русские восхищались им меньше.
Минни Луис в накидке из каменной куницы стала привычной фигурой в Нижнем Ист-Сайде, где она раздавала
Чтобы возвысить иммигранта до того уровня, который немцы считали своим, требовалось нечто большее, чем поэзия и печенье. И вот под руководством таких людей, как Якоб Шифф, начались масштабные филантропические программы. Как с горечью заметил американский иврит, «все мы должны осознать, что обязаны не только этим... единоверцам, но и самим себе, на которых наши соседи-язычники будут смотреть как на естественных спонсоров этих наших братьев». Немцы восприняли эту задачу с тяжелым коллективным вздохом, как бы принимая на себя бремя белого человека. Такова была атмосфера филантропии — деньги давались в основном, но неохотно, не из великого религиозного принципа «зедака», или благотворительности в ее высшей форме, даваемой из чистой любви, а из тяжелого, горького чувства обиды, неловкости и беспокойства о том, что подумают соседи. Многие состоятельные языческие семьи были привлечены к помощи немцам в их нелегком деле подъема русских. В 1890-х гг. миссис Рассел Сейдж, Уорнер Ван Норден и Генри Фиппс внесли значительный вклад в деятельность Объединенной еврейской благотворительной организации, а миссис Джозефина Шоу Лоуэлл основала свой комитет по оказанию помощи в Ист-Сайде, чтобы «устроить наших бедных евреев на работу и одеть бедных негров на Морских островах» [47] .
47
В этот период немцы были вынуждены столкнуться с еще одним раздражающим фактом: их все больше приравнивали к неграм.
По мере того как колеса филантропии начинали вращаться, увлекая за собой тяжелый груз обнищавшего человечества, дух благожелательности, который мог существовать в самом начале, становился все меньше. Филантропия стала чем-то очень близким к патронажу, когда немцы, господа-меценаты, раздавали средства бедным, несчастным, зависимым и опекаемым, новым «сгорбленным массам». Из десятинной системы сбора денег получилось нечто, до боли напоминающее налогообложение, и состоятельные немцы, которым в грубой форме объяснили, сколько они должны внести, выходили с собраний Объединенной еврейской благотворительной организации с красными и злыми лицами.
Неудивительно, что русские, получавшие эту помощь, без труда чувствовали дух, в котором она оказывалась. Социальные работники и следственные бригады из верхних кварталов города вторгались в Нижний Ист-Сайд, пробираясь через кварталы железнодорожных квартир, ворча о грязи и мусоре, задавая дерзкие вопросы личного характера — часто людям, которые в их собственном кругу считались людьми значительными. При этом немцев часто удивляло, что русские, приняв их щедрость, не всегда отвечали благодарностью. Как писала в 1894 году газета «Идише газетт»:
В филантропических учреждениях наших аристократических немецких евреев вы видите красивые кабинеты, столы, все убранство, но строгие и злые лица. Каждого бедняка допрашивают как преступника, смотрят на него свысока; каждый несчастный страдает от самоуничижения и дрожит как лист, как будто он стоит перед русским чиновником. Когда тот же русский еврей оказывается в учреждении русских евреев, каким бы бедным и маленьким ни было здание, оно кажется ему большим и уютным. Он чувствует себя как дома среди своих собратьев, которые говорят на его языке, понимают его мысли и чувствуют его сердце.
Увы, не исключено, что этот журналист говорит именно о таких немецких филантропах, как Якоб Шифф. Шиффу, при всей его щедрости, не хватало простоты. Его застегнутое на все пуговицы немецкое чувство превосходства было слишком велико. Когда он сталкивался с русским, его голубые глаза стекленели. Когда сын одного из немецких друзей Шиффа заявил, что влюбился и хочет жениться на русской девушке, его отец воскликнул: «Она, наверное, от тебя забеременела!».
Неудивительно, что по мере роста благосостояния еврейских семей в России они создавали благотворительные организации для заботы о своих близких. Нуждающиеся россияне стали отказываться от немецкой филантропии в пользу русской. Хотя Объединенные еврейские благотворительные организации выступали против этого, врачи Ист-Сайда организовали в 1906 г. Еврейский родильный дом, где еврейские матери могли быть уверены, что им подадут кошерную пищу (что немцы также не одобряли), и где отношения между врачом и пациентом были не отношениями благотворителя и нищего, а отношениями равенства. В верхней части города, в больнице Mount Sinai Hospital, хотя 90% пациентов составляли восточноевропейцы, существовало правило, согласно которому восточноевропейцы не могли быть приняты в штат.