Наше послевоенное
Шрифт:
Вторая вещь была на бытовые темы - я слепила малыша, бегущего от щенка с большим мячом. Мне хотелось слепить именно ребенка из-за других, чем у взрослых пропорций головы и тела.
Потом, помню, я слепила себя и Зойку, сидящими на скамейке и рассматривающими одну книгу. Очень хорошо угадывалась моя поза и Зойкина.
Все мои работы учитель фотографировал и говорил:
– Просто хоть сейчас в фарфор. Прекрасное чувство миниатюры. Нужно Вам, Зоя, дальше учиться.
Но мне не нравилось работать в глине, я старалась отрастить ногти и носить маникюр,- а какой маникюр у скульпторши. Руки сохли и ногти ломались.
В общем, мне нравился больше процесс рисования, чем
Я смотрела на портретные работы в глине старшекурсников, и мне казалось, что у меня должно получиться лучше, но я бросила художку раньше, чем дошла до портретов, и до сих пор жалею об этом.
Весной 1963 года пропал, исчез из продажи хлеб, как белый, так и черный.
В Грузии не принято готовить гарниры. Готовят лобио, тушат мясо и едят макая хлеб в подливку. Хлеб в Батуми очень вкусный, белый, серый, черный. Пекут его, в основном, круглыми караваями различной формы и размера. Но сейчас за любым огромные очереди. Выручает немного кукурузная мука, пекут чады, варят гоми (мамалыгу), но все равно без хлеба голодно. И мы стоим в длинных унылых, давно забытых очередях за хлебом, стоим по несколько часов.
Бабушка состарилась, и теперь стоять приходится мне, ведь мама целыми днями на работе.
Стою я с трудом. Находиться на одном месте мне просто физически трудно. В очереди я решаю задачки, в основном геометрию. Там мало выкладок, нарисовал чертеж, стой себе и думай. Пока решишь (задачки трудные), и очередь подойдет.
Софа и Нанули часто меня выручали. Займут очередь и Нанули приходит за мной и зовет меня к ним. Я прихожу через некоторое время и стою с ними. Стоять втроем значительно веселее - поболтаешь о чем-нибудь, вот и время пройдет.
Очереди кончились довольно быстро, не больше 2 месяцев были такие перебои с хлебом. Потом все наладилось, закупили канадскую пшеницу. Сразу стали сравнивать, из какой хлеб лучше, и считали, что из русской.
В девятом классе мы втроем - Зоя, Софа и я - стали бороться за чистоту русской речи. Придумала эту игру я - как жаргон или неправильное выражение- денежный штраф. И штрафовали больше всего меня - за бабушкины сибирские выражения, которые я любила употреблять: ухайдакала, расхлабыснула, здряшная и т.д.
Еще в 9 классе Нелька принесла в класс Мопассана и мы на переменах, через плечо друг друга читали некоторые страницы. Мама отслеживала мое чтение и запрещала мне читать некоторые книги. Так, даже "Дворянское гнездо" Тургенева я прочитала в шестом классе, завернув книгу в бумагу и написав на ней "Сказки". Мопассан мне был строжайше запрещен, но я тайком взяла в публичной библиотеке "Жизнь" Мопассана и прочитала не отрывками, а весь роман полностью. Я ожидала, что Мопассан - это что-то вроде Александра Дюма, только со всякими фривольными подробностями. Роман произвел на меня очень гнетущее впечатление, даже более гнетущее, чем "Идиот" Достоевского. Я впервые задумалась, а не несет ли мне жизнь тоже подобные разочарования. Советская литература психологически не подготавливала нас никак к трудностям реальной жизни, а все вперед, заре навстречу, а русская классическая литература описывала жизнь и взаимоотношения, которых уже не было. Роман же Мопассан описывал интимную жизнь, что актуально всегда. Больше попыток читать Мопассана я не делала, я признала мнение матери, что не готова к такому чтению, хотя мама ничего об этом так и не узнала.
В художественной школе перемешивали все цветные тюбики в пачке с пластилином. Получался комок коричневого цвета, слегка напоминающий шоколад. Как-то раз, собираясь на тренировку,
Дня через два, прихожу со школы, а бабушка мне и говорит, даваясь смехом.
– Ну Зошка, вечером уходи куда-нибудь, а то мать задаст тебе трепку. Оказывается, я ушла в школу, а мама, собираясь на работу, поискала, с чем бы выпить стакан чая, увидела у окна конфету, схватила ее, развернула, и прежде, чем успела понять, что это не то, несколько раз жевнула ее. Пластилин насмерть пристал к зубам, мама опаздывая, бегала с проклятиями по комнате, отцарапывала ногтями прилипшийся мерзкий на вкус пластилин от зубов, ни минуты не сомневаясь, что я подстроила это нарочно, и, пригрозив проучить меня как следует вечером, в ярости ушла на работу.
В этот день после школы я действительно смоталась к Зойке, дабы не попадаться матери на глаза, а вечером, когда я вернулась, мама лежала в постели, а когда мама в постели, трудно себе представить, что что-то может заставить ее оттуда вылезти.
– Ну бесстыжие твои глаза, накормила родную мать пластилином,- только и сказала она.
Я не стала в этот вечер оправдываться, боясь, что начну смеяться и разозлю мать.
В классе нашли бутылку, кажется из-под коньяка, а может вина, не помню. Бутылку нашли в парте заднего ряда и устроили настоящее разбирательство. Верушка подняла целую бучу - пьянство в классе. Оказалось, что бутылку принес в класс Алик, но кто непосредственно участвовал в распитии, выяснить не удалось. Думаю приложились все мальчишки. Помотав Алику нервы, историю замяли. Авторитет родителей Алика оказался сильнее Верушкиных амбиций, хотя крови, наверное, она попортила им предостаточно.
После этого происшествия Михаил Аронович, заходя в наш класс, поднимал руку и кричал:
– Привет мальчики!- При этом пальцы правой руки у него были сложены, известным образом: Сообразим на троих - как мне объяснила Зойка.
Мадленка Оганезова жила в хорошеньком домике на улице Маркса, принадлежащем ее семье. В одном доме с ней жила ее двоюродная сестра Жанна, старше Мадлены, моя ровесница, тоже армянка, смуглая девочка с испуганными круглыми карими глазами, не такая хорошенькая, как наша Мадлена, но довольно симпатичная. У нее появился дружок - красивый мальчик грузин, звали его Зураб, фамилии не помню. Он по-видимому, был приятелем Павлика, так как мы с Зойкой сфотографированы с ним и еще одним парнем на бульваре, и снимал Павлик.
Где и когда они сумели согрешить, не понятно. Но повторилась обычная, банальная в сущности история - банальная для всех, кроме действующих лиц - Жанка забеременела в свои пятнадцать лет. И никому не сказала об этом, хотя ей было плохо, у нее был сильный токсикоз. По утрам ее рвало и ее усиленно лечили от гастрита. Но она молчала и позволяла себя лечить. Очевидно, она знала, что с ней происходит, ведь цикл нарушился, а в этом возрасте мы уже все знали, что отсутствие месячных первый признак беременности. Только когда стал виден животик наконец прозревшие взрослые потащили ее к гинекологу. Был уже шестой месяц беременности. Разразился большой скандал. Зураб ни за что не хотел жениться, мотивируя это тем, что раз она уступила ему до брака, значит могла и с другим, а на такой он не хочет жениться. Но мать мальчика настояла на браке и их поженили.