Наше послевоенное
Шрифт:
– Yuchua is very rich.
Имелась в виду богатство памяти.
2 сентября. Мама вчера уехала в Тбилиси на курсы, на 4 месяца. Бабушка болеет гриппом. У меня страшно болит голова, не знаю, то ли простудилась, то ли утомилась от школьной суеты первого дня учебы.
19 сентября. Я давно заметила, что если что-нибудь чувствуешь и скажешь вслух, то перестаешь так сильно чувствовать, как будто мельче все становится. Но если тот, кому говоришь, понимает и, оказывается, испытывает то же самое, то большая радость. И вот еще что, - если люди бывают вполне откровенны
Счастье человека зависит от него. Когда в чудесное летнее утро просыпаешься и ты здоров и голова свежая, и открываешь окно, и солнце только встало, но уже светло, и ветерок ласковый, и в душе ощущение радости и довольства жизнью и нежность ко всему.
Точно такое же чувство у меня, когда я читаю стихи Пушкина, особенно о природе. Поэтому я его так люблю. Но если кто-то испортит настроение, охватывает бешенство и хочется что-нибудь сломать или разбить от обиды и горечи.
Сегодня на уроке английского подсказала, и В.П. выгнала и замечание в дневник написала. А я не могу бабушке показать, у нее давление повышенное.
Дневник тогда мне подписал дядя Резо, посмеиваясь над моими проделками.
22 сентября. Как странно, что может быть так пусто: ни мыслей в голове, ни чувств на сердце. И только чуть-чуть беспокойство от такого небывалого равнодушия. Почти по Толстому, когда он говорит, что человек не может быть праздным, не чувствуя за собой вины за это, и поэтому всегда стремится делать вид, что он исполняет свой долг.
3 октября. Завтра контрольная по русскому и я вполне сознательно не подготовилась, не написала сочинение дома.
20 октября. Сегодня Софа дала мне почитать свой дневник. Почти как мой. Только грамматических ошибок много
Обе мои подруги влюблены, и сегодня мы, собравшись у Зои, надрывали друг другу сердца.
У Софы появился дружок в Чимкенте, когда она там училась в техникуме, но мы его не видели. Правда ли то, что он приезжал к ней в Батуми, или она это придумала, не знаю до сих пор, и не знаю, не о нем ли она грустила, когда такая подавленная вернулась из Чимкента год назад.
У нас появились новые соседи, - Барабадзе сдали две комнатки рядом с нами молодой паре, ей было семнадцать лет, как мне, а ему 22 года. Она была красивая кареглазая молоденькая женщина, с густыми темно-каштановыми волосами, очень похожими на мои, и когда она стирала, наклонясь над корытом, то нас очень трудно было различить. Девочки, приходя ко мне, бежали к ней, а друзья ее мужа, путая ее и меня, заваливались к нам в комнатки. Муж был красивый, рослый парень, работал шофером. У них уже была маленькая дочка, младенец. Тихая, спокойная девочка, голосишко ее мы через стенку не слышали.
Забот с семьей было много, и соседка каждый божий день склонялась над корытом, иногда поднимая голову и провожая грустным взглядом беззаботную громкоголосую компанию моих подруг. Несмотря на молодого красавца мужа, мне было ее жалко, - ну что за радость стирать пеленки в семнадцать лет. Они
21 октября. Давно прошло, не помню, что и писать хотела. Сегодня 19 ноября
Проходили городские соревнования по теннису, кажется, я заняла второе место. Как-нибудь напишу подробнее.
Я заняла второе место, хотя по классу игры я уступала Мадлене и, безусловно, Свете, но в теннисе все бывает.
– Головой играешь, - сказал мне Коля.
В свое время, когда я первый раз принесла ему табель перед поездкой в Тбилиси, он открыл его и засмеялся:
– Ну надо же, правда настоящая отличница. Первый раз в жизни вижу живую отличницу.
25. Одно время я вдруг обрела душевную ясность, и как легко мне было. А сейчас... Никак не пойму, что мне не хватает. Вроде все идет хорошо. Включен радиоприемник. Буду слушать музыку.
30 ноября. Вот и месяц прошел. Еще один и год закончится. Мама приедет.
Перечитала дневник. В нем очень мало о внешних событиях моей жизни. Но мне самой читать очень интересно. Перечитывая страницы, заполненные моими мыслями и впечатлениями, я вспоминаю и внешние события, которые их вызвали.
Увы, теперь, спустя более 35 лет, я уже не вспоминаю внешние события. А жаль.
Как раз, во время учебы мамы в Тбилиси, Валентин Борисович, доведенный моими подсказками до белого каления, потребовал родителей в школу.
– А иначе не допущу до уроков, - твердо сказал он мне.
Я пошла к бабушке, деваться было некуда.
– Опять нашкодила?
– осердилась бабушка.
– Ну, скучно, скучно мне на уроках, целый урок опрос, а мне-то что делать? 45 минут сидеть смирно и без дела?
Бабуля моя замолчала, а на другой день взяла валидол и пошла в школу вместе со мной.
Увидев бабушку, Валентинчик смутился и быстро кивнул мне, - иди, мол, в класс.
Я ушла и разговор, судя по времени, очень короткий, состоялся без меня.
После школы я спросила бабушку, о чем они говорили.
Бабушка совершенно непедагогично передала мне их 2-х минутную беседу:
– Я сказала ему:
– Вы, взрослый мужчина не справляетесь с девчонкой, ну а с меня, старухи какой спрос?
Бабуля была еще та артистка, очень даже хорошо со мной справлялась.
Валуйский больше не возникал, ну, да и я немного притихла, стыдно все-таки гонять бабку с валидолом в школу.
У Шоты разболелась нога. Протез растер рану, и он не ходил на уроки.
Мы решили его навестить и довольно большой группой, Зоя, я, Нелли, Даник, Гиви, Алик, всего человек восемь завалились к нему.
Шота был нам рад, что мы что-то рассказывали ему, смеялись, он предложил вина и коньяк, фрукты.
– Ну, а кто не хочет ни вина, ни коньяка, тому могу предложить кисель.
Физик был старый холостяк, жил один, стойко держался, хотя женщины его обожали, и вокруг было немало незамужних.