Наследие Иверийской династии
Шрифт:
Никто не знал, что своё горе я так и не прожила. С каждым днём отпуская свою любовь, на самом деле я носила её с собой. Не позволяла забыть ни слова, ни жеста, ни вздоха. Перебирала перед сном все события, ныряла в видения прошлого, не желая возвращаться обратно.
У тех, кто отдаёт себя служению королевству, для горя имеется расписание: расплакаться в восемь, утихнуть к утру. Есть чёткий распорядок, но нет надежды, что когда-нибудь горе исчерпает срок давности и покинет душу.
— Ваша Милость, он на другой стороне, — снова донёсся в спину голос помощницы.
Я всё-таки обернулась.
— Да, — уже сдержаннее кивнула я. — Вернитесь к экипажу, я не задержусь надолго.
Каблуки застучали по вычищенной от снега дорожке. Ограды и ворота, обелиски и надписи, редкие фонари и вычурные склепы, надгробья и статуи проносились мрачным смерчем. Он был куда разговорчивее местных обитателей. Кладбище звало меня плачем и горем родственников, стучало инструментами скульпторов и хохотало басом могильщиков.
Твёрдая поступь не могла выдать моего волнения. Однако же хрупкий стебель орхидеи, спрятанный под пальто, казалось, стучал в такт встревоженному сердцу. Мне было не по себе, и я то и дело пробегалась глазами по обелискам, плитам, эпитафиям. Боялась, что среди заиндевевшего камня не узнаю того, кого до сих пор носила в сердце.
Но его я увидела издалека.
Грэхама Аргана.
Высокий и статный, он белел на возвышении, прижав к груди кулак. Ветер бесстыдно лизал его каменные вихры, серьёзный взор смотрел за грань.
Грустная улыбка тронула мои губы.
Приметливый глаз, разбирающийся в искусстве, обратил бы внимание на ту тщательность деталей и выразительность мраморного жеста, которых может достичь в своём творении только маг Нарцины пятого порядка. Белоснежные осиновые стволы, как колонны, выстроились за спиной экзарха Аргана полукругом, а постамент укрывал стяг с короной Квертинда. Место для погребения было выбрано самое лучшее.
Я подошла тихо, будто боясь нарушить сон погибшего. Солёный ком в горле перекрывал дыхание и грозил перейти в поток слёз, но я приказала себе терпеть. Манера скрывать боль слишком сильно въелась в сознание, и даже сейчас нельзя было давать себе послабления. Распахнув накидку, я достала ветку с белоснежными цветами и положила её на постамент, не смея поднять взгляд. Лепестки коснулись бордовой ткани стяга.
— Экзарх Арган, — спокойно и торжественно проговорила я. — Вы достойно послужили королевству. Как Великий Консул, я обещаю вам, что ваш подвиг не останется незамеченным. Гибель во имя Квертинда и великой идеи — большая честь для…
Я вдруг замолчала, будто прерванная тишиной в ответ и подняла взгляд.
— Грэхам, — слабо прошептала я.
И всё-таки не выдержала — сложила обе ладони на край пьедестала, коснулась их лбом и расплакалась. Я больше не могла сдерживать слёзы. Они своенравно покатились с щёк на руки, затем — на бордовый стяг, на белый мрамор, к ногам любимого мужчины. Погибшего за то, во что он верил. За то, во что верила я.
— Грэхам… Грэхам… — произносила я снова и снова.
Простишь ли ты меня когда-нибудь, за то что я не попыталась спасти? Прощу ли я сама себя когда-нибудь за это?
— Я всё ещё жду, тебя Грэхам, — срывалось с губ. — И дождусь. Я буду с тобой. Не молчи…
Туман стоял над кладбищем Лангсорда, туман застилал мой взор, в туман обратилось время. Всё перестало существовать, словно бы по велению Иверийской магии.
— Он всегда мечтал покорить Лангсорд, взобраться на самую его вершину, — нарушил моё уединение мужской голос. Я резко вскинула голову и отдёрнула руки, будто меня застали за чем-то неприличным. — С тех пор как приехал сюда. И вот, город у его ног.
— Консул лин де Блайт, — узнала я и крепко стиснула кулаки.
Понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть себе достойный вид и обернуться, поймать взгляд кровавого мага. Он сразу же заметил слёзы в моих глазах. Неуместные, конечно, и слишком откровенные. Но за время своего недолгого правления я научилась не просить прощения, не искать одобрения и смотреть в глаза не только консулам, но и врагам. Даже если секунду назад я поднялась с постели. Даже если меня снедала боль. Даже если я только что вырвалась из оков вечности, увидев смерть своего любимого. Это было необходимо и подчёркивало твёрдость намерений.
— Что вас привело сюда в такой час? — вскинула я подбородок, игнорируя собственные мокрые щёки.
Кирмос лин де Блайт был, как всегда, в черном, но на этот раз безупречен: строгий длинный сюртук, застёгнутый серебряной брошью у самого горла, кожаные перчатки и начищенные до блеска сапоги. Только пара выбившихся прядей нарушали строгую элегантность консула. Он как никто другой вписывался в мрачную красоту заснеженного кладбища.
— Полагаю, то же, что и вас, — мужчина сложил руки за спиной. — Личные причины.
Я выдохнула облачко пара и всё-таки отвернулась. Часто заморгала, стараясь сдержать непокорные слёзы, которые всё ещё отказывались подчиняться приказам Великого Консула.
“Бом, бом, бом,” — загудели внизу городские колокола.
Заскрипели осины, избиваемые ледяными порывами, потянулась по дорожкам позёмка и запели на разные голоса надгробья и плиты. Какая ирония — эти камни принадлежали мёртвым, но ни один из них не говорил голосом своего хозяина.
— Простите меня, — неожиданно сказал Чёрный Консул, осторожно касаясь моего плеча. Мне стоило некоторых усилий не вздрогнуть и не отшатнуться. — Я не хотел вас потревожить, Ваша Милость. Это случайный визит, я просто хотел… — он замолчал, хозяйским жестом смахнул снежинки с постамента, придирчиво оценил статую Грэхама. — Это не важно. Оставлю вас, чтобы вы могли побыть здесь в одиночестве.
Скупое прикосновение и внезапная робость Чёрного Консула подействовала на меня отрезвляюще.
— Нет, — удержала я его, когда Кирмос лин де Блайт развернулся, чтобы уйти. — Прошу вас, останьтесь. В последнее время у нас не было возможности поговорить в Претории, а здесь… Здесь мы можем быть откровенны.
Мужчина кивнул.
Я сделала пару шагов к статуе Грэхама, посмотрела на каменное изваяние оценивающе.
— Прекрасная работа, — заключила я уже твёрдо. — Достойный памятник всему тому, что здесь похоронено.