Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Великий Консул может позволить себе некоторые прихоти, — улыбка хозяина вышла странной, больше похожей на ухмылку. А прикосновения — совсем не похожими на аристократическую утончённость. Грубые ладони с мозолями и короткий укол губ по коже.
— Я знаю, что вы не принимаете у себя гостей, поэтому не стала спрашивать разрешения, — вернула я улыбку. — Вы простите мне эту дерзость?
— Уже простил, — тут же подхватил лин де Блайт. — Но вы должны знать, что в своём доме я не говорю о делах и политике. Если прикажете, Великий Консул, мы немедленно отправимся в Преторий или в мой кабинет в консульстве Астрайта.
— О, я приехала
Консул лин де Блайт двинулся за мной, едва избавившись от фартука. Подстроился под мой шаг. Он даже предложил мне руку, будто мы и правда гуляли в саду, по ту сторону панорамного окна. Там, за хрупким барьером, правили бал гром с молодой молнией. Злой ветер рушил границу между летом и осенью, срывал пожелтевшие листья с деревьев и кружил их в танце. Наши шаги гулким эхом играли для них похоронный марш. Когда же мы остановились напротив огромного кипариса с обнажёнными корнями, мужчина отступил на два шага и проговорил:
— Итак, вы здесь и я в вашем распоряжении, госпожа Ностра. Спрашивайте без стеснения.
Он не поклонился. Даже головы не опустил. Ясно дал понять, что я могу спрашивать далеко не всё. Консул Блайт заявлял о том, что прекрасно знает правила и потому нарушает их. Не признаёт моего авторитета. Возможно, за пределами этих стен что-то изменится, но здесь он был хозяином, а я — его непрошеной гостьей.
Я благосклонно кивнула, но пальцы крепче сжали ридикюль.
— Вы очень добры, консул.
Философские трактаты, изученные мной во времена постижения прорицаний, гласили, что бывает такой сорт людей — рождённые властвовать. Одного взгляда на Кирмоса лин де Блайта было достаточно, чтобы уверовать в то, что такие люди существуют. Статный, прекрасно сложенный, даже испачканный каменной пылью, он внушал пиетет. Один только вид консула был достоин того, чтобы пред ним преклоняли колени. Превосходство, элегантность, сила. А мрачное обаяние жестокости сгубило не одно женское сердце. До недавнего времени консул лин де Блайт был так же неприступен, как многовековой Варромар. В этой связи вопрос у меня был совершенно конкретный: как же так получилось, что он провалил испытание из-за… даже не женщины, а девчонки, ничем не заслужившей подобной чести? Неужели такому человеку можно доверить управление Квертиндом? И обиженное, едкое: за что он меня так подставил?
Но, конечно, спросить об этом сразу и без стеснения, как предложил консул, я не могла. Поэтому бросила короткий взгляд из-под ресниц на его лицо с одинокой молнией, пересекающей висок, загадочно улыбнулась и… улизнула от ответной реакции. Сделала вид, что он мне больше не интересен. Вниманием завладел другой, не менее загадочный объект — будущая статуя.
Я обошла заготовку по кругу, высоко задрав голову.
— Экзарх Арган рассказывал, что вы разрушили все скульптуры, созданные во времена вашей молодости. Кажется, вы тогда были увлечены магией Нарцины, живой материей в камне. — Я остановилась напротив женского каменного лица. — Думала, он приукрашивает навыки своего кумира ради эффектности, ведь не осталось ни единого доказательства вашего мастерства. Не верится, что созданные изваяния подверглись уничтожению.
— Так и есть, — консул встал рядом и совершенно по-простому сложил руки на груди, потёр щёку с лёгкой щетиной. — Я усыпал обломками улицы в трущобах Астрайта.
— Почему? Вы бы могли установить их в городе, превратив Астрайт в подобие столицы. Это сделало бы его ещё красивее, а вас — популярнее. Лангсорд называют белым, потому что мраморные изваяния наполняют его улицы и площади. Вы могли бы перенять этот опыт.
— В столице благоприятнее климат, — консул снова ухмыльнулся одним уголком губ. — В болотах Астрайта дороги нужны людям больше, чем скульптуры.
— Не проще ли было сразу построить дороги, раз ваши намерения настолько благородны? — поддела я.
Он рассмеялся. Смеющийся консул преобразился: он казался удивительно молодым, вряд ли ему теперь можно было дать больше двадцати пяти.
— Мои намерения не отменяли тщеславия, — ответил лин де Блайт. — Каждая вершина магии была вызовом, и даже Нарцина не стала исключением. — Он повернулся ко мне: — Могу я предложить вам присесть? Вина? Травяного отвара? Или ваша милость предпочитает любимый напиток народа — бузовник?
— Благодарю, ничего не нужно, — вежливо отказалась я от напитков.
А вот от предложения присесть — нет. Устроилась на софе у окна. Бушующая стихия оказалась совсем близко, за тонкой прозрачной преградой. Казалось, ещё немного — и её мощь проломит стекло и ворвётся внутрь буйными вихрями.
Кирмос лин де Блайт садиться не стал. Налил себе вина из хрустального графина, пригубил. Он был дома, он был расслаблен, но, демонстрируя идеальные манеры хозяина, всё же подчёркнуто дистанцировался. От меня не укрылось то, что остаться на ужин мне не предложили. Но я в любом случае не собиралась задерживаться.
— Где же было ваше тщеславие, когда вы отказались от короны? — спросила я, дождавшись, когда он насладится напитком. — У вас появились другие пороки или новые увлечения?
— Я бы назвал это иными приоритетами, — совсем не смутился консул. — Потому что от терминологии многое зависит. Так вы пришли поговорить о моей личной жизни?
— Да, — не стала отпираться я. — Вы же запретили мне говорить о политике. Но, если хотите, сперва мы можем обсудить погоду.
Он оглядел буйство стихии за моей спиной, будто и правда раздумывал над предложением предаться светским разговорам. Стряхнул пыль с плеч и, как бы между прочим, заявил:
— Наслышан о том, что бледная прорицательница достаточно категорична в своих решениях, но только теперь могу лично оценить вашу смелость. Вы ворвались в мой дом подобно буре и теперь желаете проникнуть в душу? — Он опёрся одной рукой о стол. — Даже не знаю, вы так сильно переоценили своё влияние или недооценили меня?
Ответ на подобный выпад у меня уже был заготовлен.
— Я тоже много слышала о Чёрном Консуле. Вот мы и познакомились. Нет! — запротестовала я, когда он хотел вставить слово.— Не смейте обвинять меня в нахальстве и говорить, что ваша личная жизнь — не моё дело. Вы — политический деятель и консул. Ваша личная жизнь — дело Квертинда, а значит, и моё. Я устроила мир с Веллапольским княжеством, организовала вашу свадьбу с княжной Талицией ради политической выгоды, даже выиграла некоторые битвы в ваше отсутствие. Я имею право знать, почему вы так беспечно перечеркнули все мои усилия. — Я разволновалась и зажмурилась, едва не провалившись в видение. — А теперь… теперь ещё и Таххария-хан.