Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Вряд ли когда-то я была покладистее, чем сейчас, — я укоризненно склонила голову на бок. Сжала кулаки, чтобы отогнать слабость, и выдала ту речь, что успела подготовить, пока рассматривала окружение: — Видят боги, я очень старалась следовать вашим советам. Но чем дольше тут живу, тем сильнее осознаю, насколько я здесь лишняя. Мне не нужен тот опыт, которого вы советуете мне набраться. Я слишком устала от бесконечных навязанных правил и громоздких речей. От ожидания участи. От ризолита. От слежки и охраны. От ваших, икша их дери, раскалённых туфлей и молчаливого смирения. Вы называете меня обезьяной, но вам никогда не приходилось выживать.
Хотелось шокировать Првленскую ужасной истиной, открыть глаза на моё действительное положение и личность. Убедить её в том, что было чистой правдой и не нуждалось больше ни в каких подтверждениях. В конце концов, я просто проговорила то, что и так было очевидно для всех. Мне вдруг стало наплевать на то, что она думает обо мне. Верит ли она в мою невиновность в смерти Тильды Лорендин. В Квертинде это не имело никакого значения. А только то, как это представят общественности.
Так надоело поддельное лицемерие! Даже открытая ненависть лучше этих натянутых улыбочек и культа этикета. Лаптолина хотела честно побеседовать со мной — что ж, пусть получает свою откровенность.
— А я купила утром новый веер из слоистого перламутра, -- ровным голосом поведала Првленская.
– - Но я не кричу на каждом шагу “Я купила веер! Послушайте, я купила веер!”
Женщина изящно взмахнула руками, пародируя дурную актриску. Чем ещё сильнее меня взбесила. Она отказывалась меня понимать! Её мир ограничивался приёмами, балами и витиеватыми диалогами. Но был ещё и другой, в котором я ориентировалась действительно неплохо. А вот она — вряд ли.
— Я могла бы стать лучшей выпускницей боевого факультета Кроуницкой Академии, воином, даже стязателем! — напирала я. — И у меня есть ещё все шансы. Мы ведь обе понимаем, что моё пребывание здесь — временное и случайное. Я никогда не стану благородной девой.
Вместо ответа Првленская медленно осмотрела меня с ног до головы, не опуская подбородка. Потом подошла к валяющейся на полу горстке кружев и присела рядом в изящном поклоне, поднимая.
— Роскошная бархотка, — она растянула на ладони сомнительное украшение. — Нежное бламандское кружево, лучший бархат, платиновая фурнитура. Камея искусной резьбы — миниатюрная копия портрета Везулии Иверийской работы Монро Тьёлди. Но тебе это, конечно, ни о чём не говорит, — госпожа Првленская наигранно вздохнула, — потому что все достоинства этой изысканной вещицы заключены в её истории и происхождении.
— Мне плевать на её историю! — съязвила я.
— А мне плевать на твою, — неожиданно огрызнулась Лаптолина. — И в тебе я вижу ничуть не больше, чем ты — в этой подвеске. Для тебя она просто кусок дырявой тряпки, ограничивающий твой привычный комфорт. Ты не достойна её носить.
От возмущения я едва не кинулась в драку по старой привычке. Но Лаптолина не боялась меня. Она бережно погладила портрет королевы длинными пальцами. Тяжело и глубоко вздохнула, закрыла глаза и откинула голову, прислушиваясь к далёким звукам фортепиано.
— Научись видеть нечто большее в том, что кажется простым на первый взгляд, — медленно проговорила женщина. — Глубокую и важную скрытую суть, которая заключена под поверхностью. Кто вы, юная леди?
Она двинулась в мою сторону, едва перебирая ногами. При этом ни одна складка её платья не шелохнулось, словно оно было сделано не из ткани, а из фарфора, как у кукольной танцовщицы.
— Я — не леди! — с упорством дятла повторила я. — Я — Юна Горст, дочь рыбака из Фарелби, студентка Кроуницкой Королевской Академии!
— Неужели? — она стала у меня за спиной, развернула к большому напольному зеркалу в золоченой раме. — Именно её ты видишь в отражении? Смотри внимательно!
С той стороны зеркальной поверхности на меня смотрела весьма привлекательная девушка с яркими глазами и гладкой сияющей кожей, в роскошном платье с кружевными оборками и тонким шитьём по корсету. Ухоженная, холёная благородная леди с блестящими идеальными локонами, ниспадающими до самой талии. Один из них, белый, как морской гребешок пены тёмного моря, свернулся мягким кольцом на высокой груди.
Я раздражённо стряхнула волосы.
— Ладно, — надув щёки, сдалась я. — В зеркале я вижу Мелироанскую деву. Но как только мне вернут моё оружие…
— Я же сказала! — прикрикнула Првленская. — Смотри внимательно. Думай, Юна Горст, думай!
Я нахмурилась, всматриваясь в отражение. О чём тут думать? Что имела ввиду ректор? Кто я? В чём моя суть? Взгляд упал на чёрного паука.
Ну конечно. То, что было важного во мне за всю мою жизнь. То, что видел во мне каждый, кто проявлял ко мне интерес.
Артур Оуренский, который учил пустышку стрелять из лука.
Магистр Фаренсис, который мечтал заполучить чужой кристалл.
Господин Демиург, использовавший меня против своего врага.
Все видели во мне только одно. То единственное, что последнее время скрывалось под бархаткой, которую госпожа Првленская сейчас прикладывала к моей шее.
— Мейлори чёрного паука, — обречённо выдала я, приподнимая волосы.
Знак соединения полностью скрылся под полоской мягкой ткани с богатой историей и происхождением. Ректор застегнула украшение и придирчиво оценила собственную работу в зеркале, смахнула с моих плеч невидимые пылинки. Со стороны мы были похожи на мать и дочь из знатной аристократической семьи — прилизанные, статные, с красивыми причёсками и изящными украшениями. Только вот у меня никогда не было матери, и вряд ли эта леди могла её заменить. Я попыталась шагнуть вперёд, чтобы разорвать расстояние, но тонкие пальцы удивительно крепко и больно вцепились в моё плечо.
— Неверно, — сухо прошептала мне на ухо Лаптолина Првленская. — Ты — женщина, которая может погубить Чёрного Консула вместе со всем королевством. И для этого тебе не нужно оружие, кровавая магия или даже Орден Крона. Вслушайся в каждое слово, Юна Горст, потому что это и есть твоя скрытая суть. Именно поэтому я ещё не вышвырнула тебя, как подзаборную шавку. Именно поэтому господин Демиург ищет тебя. Именно поэтому Кирмос лин де Блайт скрывает тебя здесь. Он публично признал это. Пора бы и тебе это признать, моя дорогая.