Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— …вы должны уметь провоцировать мужчину одним своим видом, оставаясь при этом невинной. Борьба между благородством знатного господина и похотью занимает мысли, и это способ вызвать сильную привязанность. Он будет думать о вас… — она прервалась, рассматривая меня с ног до головы. — Юна, в чём дело? Тебе нехорошо?
— Мне очень, очень, очень паршиво, — скрипнула я зубами и затараторила быстрее самой Првленской, мелочно пытаясь укорить её: — В королевстве происходят ужасные вещи! Война стоит на пороге. Миллионы квертиндцев замерли в ожидании участи. Вы знаете, что такое война? Голод, страх, ужас… Вы когда-нибудь видели, как горят заживо? Я — видела. И мой ментор видел. Но он… — я мучительно
Сёстры ахнули. Матриция снова вскочила, будто хотела что-то сказать, но осеклась. Зидани Мозьен приложила палец к губам, призывая меня к молчанию. Приин сделала строгий вид. Стрилли, застывшая в дверях с ведром, луликнула.
Белые чепчики служанок замерли по всей оранжерее.
— Я делаю то, что умею лучше всего, — спокойно возразила госпожа Првленская. Совершенная и подчёркнуто сдержанная, как ледяная статуя, она осмотрела работу Хломаны и удовлетворённо кивнула, будто мы обсуждали её творчество. — Воспитываю и наставляю достойных леди. Когда мужчины закончат свою миссию разрушения, Квертинду понадобятся созидательницы. Исключительно мудрые, добродетельные и — да, приличные женщины. Мелироанская благородная дева — это знак качества на рынке знатных невест. Это гарантия достойного воспитания, отменного вкуса и невинности. Залог благополучия.
Я глянула на сестру Блайт. Её суровость сменилась смущением. Она опустила глаза и порозовела.
— Приличные женщины редко творят историю, — спешно выпалила я слова своей матери, которые когда-то услышала от Элигии в Фуррионе.
И сразу же прикусила язык. Этим порывом я хотела защитить Приин, но меня могли понять неправильно.
— Это глупость для оправдания собственного бесчестья, — цокнула Првленская, не заметив моего замешательства. Она неспешно прошлась к холсту Приин Блайт и рассмотрела его, оценивая. — Приличные женщины вносят огромный вклад в историю, но именно приличие оставляет его неупомянутым. Зависит от того, чего ты на самом деле хочешь: внести настоящий вклад в историю или только вписать в неё своё имя, — она обвела взглядом всех сестёр и заговорила громче: — Несмотря на тяжёлые времена и угрозы, мы живы. Всё, что мы можем сделать… Нет, просто обязаны сделать — жить дальше. Строить планы. Подобно Кирмосу лин де Блайту, надеяться на благоприятный исход. Подавать пример стойкости верноподданным королевства. Мы — самая жизнь, и не имеем права придаваться унынию.
Корсет больно надавил на рёбра. Глаза защипало, и я часто заморгала. Всё внутри противилось урокам Лаптолины, её наставлениям. Мне казалось это обманом, пустословием, ненужным и глупым лоском в нынешней реальности. Всё было так… И не так. Зыбко, притворно, мелко. Будто бы мы собирались танцевать вальс на костях убитых войной солдат.
Я без сил грохнулась обратно на мягкий пуф.
— Посмотрите на ситуацию с другой стороны, — распалилась Лаптолина. — Война — это искусство. Она красива в своей трагичности и остроте. Тонкая грань, по которой ходит воин, будит в нём такую волю к жизни и такую силу…
Её речь перебил истеричный, надрывный смех. Я хохотала от какого-то отчаяния и того самого бессилия, сковавшего меня не только ризолитом, но и положением. И от слов Латолины. Горящий Тать не проявлял воли к жизни, а бедный Джоу, расстрелянный, как мишень, вряд ли был способен разобрать тонкие грани. Теперь на их месте мог оказаться ментор, а я ничего не могла сделать. Ревд, я даже не могла сказать ему слова поддержки!
Госпожа Првленская недоумённо подняла бровь.
— Нет ничего уродливее войны, — от моего смеха осталась только кривая ухмылка. — Никаких граней и изящества. Животный страх, грязь, гарь и выпущенные кишки. Летящая на встречу смерть. Вот что такое война. Вы думаете, что познали важную суть вещей, зрите вглубь, говорите красиво… Но вы бы ужаснулись, ступив только на край поля брани.
— Юна, тебе нужно прогуляться, — поднялась Приин. — Освежить мысли и успокоиться.
Во мне бурлила такая ярость, такое возмущение, что тяжело было и дальше удерживать себя в рамках приличий и сестринства. Всё эти сложности, этикет, уход за собой и громкие разговоры о благотворительности… Были такими женскими. Они выглядели мелкими и ненужными пустяками перед лицом того ужаса, который ждал Квертинд. В котором Квертинд жил и ранее за стенами этой академии! Я знала это, потому что, в отличие от всех присутствующих, видела своими глазами!
— Сдержанность, приличия и мудрость, — напомнила Лаптолина. — Вы забыли мои наставления? Соберитесь, леди Горст. И послушайтесь леди Блайт.
— Мне не нужна прогулка! — возразила я. — Мне вообще это всё, — я обвела руками галерею, — не нужно, — дышать стало тяжелее, и я оттянула треклятый ошейник. — Хоть бы одну из вас отправить не в “Анна Верте”, а в Понтон, к больным халдянкой детям… Кряхт. Даже Понтона уже нет! Его сожрали икша!
На последний словах голос противно скрипнул. Руки дрожали. Я вся дрожала. Будто бы все подавленные эмоции в это мгновение покидали моё тело с потоком слов и капелек пота, стекающих по спине. Сёстры притихли.
Я прикусила язык. Мелироанские девы, конечно же, были не виноваты в происходящем. И Лаптолина — тоже. Если быть честной, то дело было вовсе и не в войне даже. Точнее, не только в ней.
Наша размолвка с ментором — последствия моих решений и заблуждений. Теперь я это понимала. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать отношения и подготовить целую речь, преисполненную раскаяния вперемешку с оправданиями, обещаниями и заверениями в благодарности. Я, возможно, смогла бы проявить женскую мудрость и сдержанность, если бы у меня только был шанс…
— Простите, — взяла я себя в руки и приложила ладонь ко лбу. Голова привычно кружилась. — Я должна увидеть ментора. Необходимо с ним поговорить. Госпожа Првленская, передайте ему, что я хочу его видеть.
— Ты видишь на мне голубую кепку транспортной компании? — съязвила Лаптолина. — Разве я похожа на посредника?
“Да, икша тебя дери!” — едва не заорала я. Ты и есть долбанный посредник! Ты — единственная связь с внешним миром и возможность связаться с ментором!
Чтобы не броситься на женщину, я до боли прикусила щёку. Посчитала два вдоха и, натянув извиняющуюся улыбку, ответила:
— Вы правы. С моей стороны невежливо просить вас об этом, госпожа Првленская. Но позвольте хотя бы написать ему. Я сама попрошу его о встрече, а вам останется только передать письмо.
— Вам всё же придётся прогуляться, — надавила Лаптолина. — Но теперь в мой кабинет. Думаю, нам не избежать персонального урока.
Страх пронзил ледяной стрелой. Я попятилась, наткнувшись на мольберт. Неужели снова кристальный колодец?! Только не это. Я не выдержу… Сейчас просто не выдержу.
Я ведь просто попросила написать ментору! Что я сделала неверно? Я была вежлива, деликатна и даже сдержала грубость и гнев в ответ на их высокопарную чушь. Но это не сработало! Троллье дерьмо!