Наследие
Шрифт:
— Ты в душу веришь?
— Верую в бессмертную душу человеческую. Душа живёт в человеке отдельно, по своей стати она беспредельна, от мёртвого отлетает, новорождённого жизнью наполняет, её ценить и лелеять надо, а вот оскорблять её не надо — может обидеться и почернеть, тогда навалится адская меть, будешь помечен за плохие дела до тех пор, пока жизнь из тебя не ушла. Изнутри разрушаться будешь, покуда себя не избудешь.
Рассмеялся Хван.
— Командир, пристрелить его? — Лахава спросил.
— Пока не надо.
Плётка Хвана искрой синей в сторону Оле треснула:
— А ты кто?
Заговорил Оле:
— Ад ноупле торфэ, я кодер, кропино простоширо инвалид, пристошон хрипонь.
— Якут, коряк?
— Русский ад ноупле броуди я.
— Ты чего мелешь? Отвечай мне по-русски!
— Я ад ноупле торфэ, хрипонь торморош…
— Лахава!
Красная точка прицела лазерного моментально на лбу Оле засветилась.
— Он брато мой!! — Аля возопила, бросилась к Оле, обняла, от пистолета закрывая. — Он русски, мы с Алтая, он инвалидо война! Не стреляйё!
— Сестра? — Узкие глаза Хвана на Алю уставились. — Одна морда, правда. Близнецы?
— Близнецьй! Близнецьй! Мы с Оби! Наша мамо был атаманш Матрёна.
— Атаманша Матрёна?
— Ад ноупле бронишава атаманша хрипонь Матрёна! — закивал Оле головой.
— Очень интересно! — Хван усмехнулся. — И что вы, алтайцы, дети Матрёны, у уёбанцев делаете?
— Мы еда готовил, пироги пекла, мясо жарило.
— Мясо ноупле торфэ, морограши для победителей пристошон.
— Для победителей?
— Дыля победитель, — Аля головой кивает, брата обнимая, заслоняя.
— Для победителей? То есть — для нас! — Хван переглянулся со своими. — Они пир готовили для победителей! Хао! А мы их, подлых лисиц, победили! Так сейчас и попируем! Эскадрон! По лавкам!
Заёбанцы стали по лавкам рассаживаться. Их было больше побеждённых уёбанцев, поэтому садиться тесно пришлось.
— Эй, вы! — на лавку усевшись, обратился Хван к стоящей уёбанцев обслуге. — Мечите на столы, что приготовили!
На длинные столы стали подавать еду приготовленную.
И начался пир победителей. Обслуга принесла всё, что для своих наготовила. И часа не прошло, как всё было съедено под победный смех и вскрики одобрительные. Наевшись, рыгнув, Хван обвел захваченных в пещере взглядом глаз прищуренных:
— А теперь — лекью[23]! Освободите стол этот! На середину его! Освободили один из длинных столов, передвинули на середину. Хван глянул на стоявшую обслугу. Его палец остановился на Гере:
— Ты!
И на Жеке:
— И ты! Полезайте на стол и бейтесь! Который свалится — пристрелим. А кто на столе останется — того отпустим. На волю. Ясно?
Гера не двигался. Жека оглянулся затравленно.
— На стол! — Хван скомандовал.
Жека сразу на стол полез. Гера стоял на месте.
— На стол! Лахава!
Ординарец на Герин лоб красную точку навёл. Гера помедлил чуть. И на стол полез.
— Командир, а чем они биться будут? — спросил есаул Дадуй.
— Предлагайте! — Хван усмехнулся.
Предложения ждать себя не заставили:
— Камнями!
— Ножами!
— Дубинами!
— Костями вот пусть дерутся!
— Лучше — мясом! Вон, ещё осталось!
— Котлами, котлами!
— Ложками!
— Мисками!
Эта идея всем заёбанцам очень понравилась:
— Мисками! Мисками пусть дерутся! Точно! Хао, хао!
— А может, мисками с говном?
— Ты что — в нас полетит!
— Ха-ха-ха!
— Дайте им миски! — Хван приказал.
— Я офицер. И унижаться не буду, — твёрдо Гера проговорил. — Кулаками готов биться, мисками — нет. Хотите — стреляйте меня сейчас.
Хван свой непроницаемый взгляд на Геру направил, губами тонкими, жестокими пожевал:
— Пусть бьются кулаками. Только кулаками, ясно?
В укрывище подземном тишина наступила.
Гера и Жека к битве за жизнь приготовились, каждый по-своему. Гера в боксёрскую стойку встал, Жека — кулаки сжал, в стороны развёл и чуть присел угрожающе. У Геры лицо — спокойное, офицерское, как и всегда. Жека рот свой мокрый открыл, ощерился зубами жёлтыми. И прохрипел угрожающе:
— Мы не бьём, а убиваем, маленьких не трогаем!
И пошёл на Геру. Тот стоял не шелохнувшись. Жека стал бить размашисто, нанося удары снизу вверх, на ногах полуприсев, каждый удар выкриком злым сопровождая:
— Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля!
Гера молча отражал, на месте стоя. И тоже ударил: мимо, мимо, вскользь лысой башки Жекиной. Наблюдающим быстро понятно стало — если Гера и брал уроки бокса, то немного и недолго. Кулак Жеки попал Гере в ухо, он пошатнулся, но устоял на столе. Из уха пошла кровь.
— Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля!
Жека бил, размахиваясь широко, брызгая слюной, глаза пуча, по столу топоча. Гера стал пятиться, отбиваясь, но не попадая. Лицо его с маленькими усиками выражения своего не потеряло, только щёки закраснелись. «Я офицер!» — словно это лицо говорило.
— Ха, бля! Ха, бля! Зэчок вам, бля, не червячок — пальцем не раздавишь!
Отбивался Гера, пятясь. Жека наступал. Заёбанцы на поединок смотрели, Лахава с пистолетом наготове стоял, чтобы упавшего со стола пристрелить.
Жека Гере по скуле заехал хлёстко. Пошатнулся Гера, но устоял.