Наследие
Шрифт:
Ольга и Вера переглянулись. Ольга усмехнулась и покачала головой:
— Лучше ты.
Вера помолчала немного, потом заговорила:
— Таис, ты задала весьма чувствительный вопрос. Да, мы однажды видели один и тот же сон.
— Если это что-то очень личное, интимное — не рассказывай, просто скажи: однажды это было.
— Я готова рассказать. Нам было девять лет, мы спали в разных домах: я — у бабушки, а Оля с мамой пряталась от бомбёжки в подвале их дома, спала в подвале. Сон такой: я иду по бабушкиному саду, по дорожке, и вижу слизняка на этой дорожке. Жирного
На веранде снова повисла тишина.
— Ну вот, бывает… — пробормотал Телепнёв.
— Я знаю, что у близнецов это случается, — потянулся мускулистым, поджарым телом Протопопов.
— А братик потому, что у мамы нашей покойной после контузии от взрыва бомбы случился выкидыш. Она ждала сына. То есть — братика, — проговорила Ольга, отталкиваясь спиной от буфета. — Мы тоже ждали братика. И вот, не дождались. А сон увидели.
Все помолчали.
— Вы у нас особенные, — улыбнулась Таис, кладя руку на Ольгино плечо.
— Yessss! — топнула туфелькой Вера. — Особенные! Мы все! А посему нам пора уже за стол! Прошу вас, гости дорогие!
— Да, да! — затряс брылями Телепнёв. — За стол! Немедленно и бесповоротно!
— Но мы забыли Ролана! — произнесла Таис с укором.
— О да!
— Ролан, дорогой!
— Забыли! Эх мы!
— В принципе, я мог бы и пропустить, — заулыбался Ролан.
— Нет уж, дорогой, читай!
— Порадуй нас новеньким!
Ролан сунул руки в карманы белых брюк и покачался на ногах:
— Так… читать вам современную немецкую поэзию я не буду.
— И не надо! — рявкнул Телепнёв.
Ролан прошёлся по скрипучему полу веранды, резко развернулся и встал напротив Ольги:
От твоей любви загадочной
Как от боли в крик кричу.
Стал и жёлтым, и припадочным,
Еле ноги волочу!
— Не преувеличивай, mein Herr, — сказала Ольга, слегка похлопав его по щеке.
— Дорогой, это простоватенько для тебя, — заметил Телепнёв.
— Это поэзия чистой виты. — Ролан снова покачался на ногах. — Сейчас.
Он резко крутанулся на месте и встал, глядя в открытую дверь на газон с брошенным на нём серебристо-чёрным аэропилем:
погромово
пограбило
погробово
огромово
ограбило
огробово
громово
грабило
гробово
ромово
рабило
робово
омово
абило
обово
мово
било
бово
ова
ило
ово
во
ло
во
о
— Круто! — хлопнула в ладоши Таис.
— Это точно не Василиск Гнедов, — пробормотал Телепнёв.
— И не Монастырский, — почесал висок Лурье.
— Позже, — возразил Протопопов. — Похоже, это не неофутуризм, а визуальная поэзия Москвы советской. Я их плохо знаю… Сигей, Мальчук? Не помню.
— Альчук, — подсказала Лидия. — Классная поэтесса. «Изящерица» — это её.
— Ещё позже, — ответил Киршгартен.
— Позже?
— Позже. Сильно позже.
— Наше время? — не очень удивился Телепнёв. — Вполне! Так сейчас пишут тоже.
— Конечно, наше время! — хлопнула в ладоши Таис. — Так сейчас и надо писать. И в молоке это встанет… ух! Как Кентерберийский шпиль!
— Скорее, как теллуровый гвоздь.
— Клин! Белым клином — красных бей!
— И наоборот!
— Кто же это?
— Щеrnik, — произнесла Ольга, подмигнув Киршгартену.
Ролан кивнул:
— Архип Щеrnik.
— Архитектонично, — одобрительно мотанул брылями Телепнёв.
— Имя на слуху, — теребил бороду Лурье.
— Я тоже слышал.
— А я не слышала, — дёрнула плечом Лидия.
— Он откуда?
— Белорус, рос в Самаре, воевал, был ранен шрапнелью, потом переехал, естественно, за Урал.
— В общем — наш!
— Абсолютно!
— Поэзия жива, чёрт возьми!
— Жива, жива. Война её разбудила.
— И мы пока живы…
Протопопов потёр ладони и заглянул в дверь, ведущую в столовую:
— Поэзия жива! И она… многое в нас пробуждает. А не откушать ли нам, Верочка?
— Давно пора! Пойдёмте! Просим!
Все перешли с террасы в столовую.
Там был накрыт стол на восемь персон. Вера взяла в руку мягкую умницу, сжала, и через минуту в столовую вошла Даша в тёмно-зелёном платье с белым передником.
— Даша, мы здесь.
Все стали рассаживаться по местам. Стол был богато и со вкусом сервирован: заливная осетрина, сёмга, сельдь под шубой, осетровая икра, раковые шейки в томатном соусе, паштет из дичи, пирожки, тыква, полная свежих огурцов, всевозможные салаты, венки из цветов и свечи, хрустальная и серебряная посуда.