Наследница поневоле

Львова Ирина

— Что случилось? — спросил Гаррис довольно сухо. — Говори, я спешу. Ну?

На лице Джейка появилось страдальческое выражение.

— Удели мне минутку, Боб, — проговорил он заплетающимся языком. — Одну чертову минутку! Ты ведь идешь к этому усатому? В больницу?

— Да.

— Вот, возьми для него шоколад.

Гаррис едва не заскрежетал зубами:

— И ради этого ты?..

— О нет, нет, Боб! Но я ведь твой друг, я ведь что-то значу для тебя? Уж, наверное, побольше, чем этот Марков, которого ты едва знаешь?

«Хорош друг!» — подумал

адвокат, махнул рукой и сказал: — Что еще случилось?

— Я… м-м-м… Я… э-э-э… Я никак не приду в себя! Ведь в меня стреляли, Боб… Я бросился тебя спасать, а меня чуть не убили, Боб!

— Вызвать врача?

— Нет, нет, нет, — запротестовал страдалец. — Эти русские врачи — самые настоящие коновалы. Они и здорового человека способны сделать калекой… Нет, не нужно… И потом, я боюсь! Вдруг опять появится убийца?

Адвокат едва сдержался, чтобы не выругаться, Херби явно повредился умом после нападения.

— Так чего же ты от меня хочешь? — спросил он с раздражением. — Чтобы я тебя теперь караулил?

Херби потупился и проговорил:

— Нет, но мне так плохо… Боб, у тебя, случайно, нет аспирина?

— Аспирина? Аспирин у меня был, но кончился. — Увидев, что лицо Джейка страдальчески искривилось, Боб пожалел совсем расклеившегося плейбоя. Мало того, он подумал о том, что собрался сообщить кое-что о Джейке Заварзину, и ощутил укол совести. — Ну что ты, что ты? Я схожу за ним в аптеку.

Гаррис поставил на стол свой пакет и вышел.

Глава 86

Тарасенков, измученный бессонной ночью и с отвратительной назойливостью мелькавшими перед его мысленным взором большими и малыми звездочками, тем не менее вовремя вспомнил о том, что повышение непосредственно связано с тем, как на его действия посмотрит полковник, и поспешил выложить на стол карты.

Александр Петрович Головнин слушал капитана, почти не перебивая, и лишь иногда задавал вопросы исключительно по существу дела. Когда же оперативник закончил, Головнин спросил: «Все с этим?» — и, получив подтверждение, закрыл папку, которую дал ему для ознакомления Тарасенков.

— Знаешь байку про одного… армейского подполковника? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Ему долго очередного звания не присваивали. Совсем извелся мужик. Сделался ему весь белый свет не мил. Взял он и запил к чертовой матери. — Полковник махнул рукой. — Долго пил. И вот однажды приходит домой, протягивает жене звездочки и говорит ей, мол, верти мне на погонах дырки. Она, понятно, сообразила, что повысили наконец мужа, обрадовалась, все сделала, подает ему китель. Он встал перед зеркалом, надел, все пуговицы застегнул, постоял так, полюбовался на себя и говорит жене: «Ну вот, а теперь эти две снимай!» — Головнин сделал паузу и прибавил, хотя уж кому-кому, а Тарасенкову-то было понятно, что хотел сказать начальник, кроме того, байку эту капитан прекрасно знал. — И стал, понимаешь, майором. Усек?

Сергей мрачно кивнул и подумал, что лучше, пожалуй, стать старлеем, чем так мучиться.

«Далась

мне эта звездочка! — досадуя на свое невезение, подумал он. — Уйти, что ли, совсем? Как Андрей? Ну нет, я — не он, легких дорожек не ищу!»

— Я, Александр Петрович, не боюсь, — твердо сказал он.

Полковник покачал головой:

— Не боится, Сергей, только дурак. Сам знаешь, не все от меня зависит, кое-кому ты не нравишься. Прямолинеен, хамоват… Да, да, и не ерепенься! Однако опер ты хороший и в капитанах засиделся. Пора перед молодой женой похвастаться. Давно пора. Однако историю ту я тебе не случайно рассказал. Рот-то ты раззявил широко, но… Смотри! Там и иностранцы все-таки замешаны, к тому же один из них адвокат. Поднимут хай — не расхлебаемся… — Он задумался и добавил: — А Стеклов-то как? Так с того дня дома и не объявлялся?

Тарасенков покачал головой:

— Нет. Мать говорит, отдохнуть поехал с друзьями.

— И на работе его не видели… Я помню, помню, что его уволили. Но мало ли? Может быть, заходил к друзьям-товарищам?

— Нет.

— А в парке был?

— Да.

— Значит, думаешь, он придет туда? — спросил Александр Петрович.

Капитан кивнул.

— Ну что ж… Ладно, — задумчиво сказал Головнин и подытожил: — Раз уж ввязался в драку, давай, бейся до конца. Словом, действуй, Сергей.

Глава 87

Оставив «умиравшему» Херби упаковку аспирина, Гаррис наконец покинул гостиницу и скоро уже звонил в дверь квартиры Батуриной. При виде Лизы и Заварзина он отчего-то решил, что его появление крайне некстати, и совсем смутился. Чтобы хоть как-то загладить неловкость, он поспешил преподнести Лизе коробку конфет, резонно рассудив, что Маркову хватит и шоколадки, которую Херби все-таки заставил его взять. Похоже, он был так занят собственными переживаниями, что не заметил, что Лиза превратилась в жгучую брюнетку.

Затем на смеси английского и русского Гаррис долго и упорно высказывал предположение, что Славик видел на убийце не кольцо, а запонки. Заварзин счел эту версию полнейшей чепухой.

— Как же? — удивился Гаррис. — Вы же говориль, что у убийцы был кольцо. Когда Славик его видал, быть темень, он мог путать запонка с кольцо! Понимайт? Я совершенно знать, что на нем быль золотые запонки в ту роковой вечер, когда убить Светлану, но теперь он носить другие, бояться, что их узнавать! Я точно помнить!

— Послушайте, Гаррис, то вы с пеной у рта утверждали, что у Херби был перстень-печатка, теперь говорите про запонки! И вообще, кем надо быть, чтобы запонку с кольцом спутать? — Детектив явно не воспринимал всерьез слова адвоката. — Где ваше собственное кольцо, уж если на то пошло?

Боб бросился объяснять, что его кольцо куда-то подевалось, что он искал его, но безуспешно. В ответ Заварзин резонно заметил, что и Херби может ответить то же самое относительно запонок.

Вдруг детектив пристально посмотрел на Гарриса, который под его взглядом заерзал и занервничал.