Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Я уже пробовала – и сухой салфеткой, и мыльной водой.
– Тогда замаскируем.
Я полезла в свою собственную сумку и после относительно недолгих поисков нашла то, что хотела.
– Ты носишь с собой изоленту? Зачем? – удивилась подруга.
– Не помню, – сказала я честно. – Видимо, когда-то она была мне очень нужна. Тогда же, когда и строительная рулетка, наверное. Ты не болтай, ты лучше помоги мне.
Соединенными усилиями мы превратили яркий красный крест в гораздо менее приметный синий квадрат. Если не приглядываться, он был почти незаметен.
– Ну а теперь куда? – полюбовавшись рукодельной заплаткой, спросила Ирка.
– Теперь предлагаю расстаться. Ты можешь поехать в город, посмотреть собор Святого Стефана и с комфортом переночевать в отеле.
С моей стороны было бы неблагородно умолчать о завидной возможности:
– Быть в Вене и не попробовать захерторт и тафельшпиц – это просто преступление!
– Тафель – что?
– О! Это любимое блюдо австрийских королей: вареная говядина в густом бульоне, – объяснила я, сглотнув слюнки. – Ее подают с жареной картошкой, шпинатом, капустой и двумя соусами – из тертых яблок с хреном и из взбитой сметаны с хреном.
– Ни хрена себе! – восхитилась подруга и облизнулась. – А что еще мы закажем?
– Не мы, а ты. – Я с трудом подавила вздох. – К сожалению, я останусь здесь, потому что меня без паспорта и визы из транзитной зоны не выпустят.
Ирка задумчиво покусала губу и неожиданно согласилась:
– Ну хорошо.
Вообще-то я не ожидала, что она сдастся так легко, и немного обиделась.
– Ну прекрасно.
Под веселое тарахтение блудной сумки Ирка ушла, и я снова осталась одна-одинешенька.
«Миновали первые сутки безвылазного пребывания в аэропорту», – грустно отметил сомнительную дату мой внутренний голос.
Мне очень не понравилось зловещее слово «первые».
24 января, 17.30
Мобильник почти разрядился.
Если бы я обнаружила это раньше, то нахально подключилась бы к розетке в полицейском участке. В общих зонах аэровокзала розеток не было, так что мне пришлось выключить аппарат, чтобы сберечь оставшийся заряд на утро, когда вернется Ирка. Не будем же мы с ней бегать по международному аэропорту культурной столицы Европы, аукаясь, как две деревенские бабы в лесу!
Оставшись без связи, я почувствовала себя особенно сиротливо и неподдельно обрадовалась, увидев знакомого. Общительный любитель граппы Юра подошел ко мне, смущенно улыбаясь, с очередным стаканчиком в руке.
– Я тут виски купил в дьюти-фри, хорошее виски, но в одиночку не пьется, – сказал он с намеком.
– Хороший, – моментально поправила я.
Вообще-то по поводу грамматического рода слова «виски» в русском языке до сих пор есть разногласия, но в большинстве своем лингвисты считают, что виски – «он».
«Эй, умница, парень подумает, что это ты его похвалила, назвав хорошим!» – предупредил мой внутренний голос.
– В смысле виски хороший, – поторопилась поправиться я.
И покосилась на собутыльника, незаметно оценивая, насколько сам он хорош или плох.
До сих пор я этого Юру не разглядывала, поскольку в паре «Парень с граппой» интересовалась не твердым телом, а жидкостью. В общем, и правильно, потому что граппа была прекрасна, а Юра так себе. По десятибалльной шкале – на троечку.
Хотя мужчину, который по совокупности моральных и физических качеств тянул бы на твердую «десятку», я еще никогда не встречала.
Даже любимому мужу я ставлю только девять с плюсом, хотя и даю великодушно шанс повысить оценку до максимума – ему всего-то надо не разбрасывать по дому грязные носки и мыть за собой тарелки после тайного «ночного дожора»!
К сожалению, Колян не желает быть совершенством, мотивируя это тем, что трудно быть богом. А я на веки вечные фанат Стругацких, и цитатой из них меня легко обезоружить…
Юре же, чтобы получить оценку повыше, пришлось бы очень постараться. Как минимум купить контактные линзы, чтобы не носить огромные очки с выпуклыми лиловыми стеклами, похожими на пару дохлых медуз.
Мутные стекла и громоздкая черепаховая оправа закрывали ему пол-лица, как карнавальная маска. При этом прятать бедняге нужно было не верхнюю половину физиономии, а нижнюю, потому что на подбородке у него была родинка размером с горошину. Слава богу, не выпуклая и не волосатая, просто черная, как клякса чертежной туши, но крупноразмерная и поэтому очень приметная.
Я поймала себя на том, что не могу оторвать взгляд от этой родинки, и устыдилась. Нет людей без недостатков внешности, я и сама далеко не идеал – по своей же десятибалльной шкале на восьмерку!
«Скромная!» – фыркнул мой внутренний голос.
Я предпочла его проигнорировать.
Мы с Юрой выпили по стаканчику и поговорили о том, как проведем эту ночь.
В смысле я великодушно поделилась с новым знакомым ценными сведениями о том, что в зале на первом этаже есть мягкие диваны, а он в благодарность за полезную информацию пообещал по-мужски приглядывать, чтобы со мной ничего не случилось.
Это было очень благородное и абсолютно бессмысленное побуждение. Не помню, чтобы когда-нибудь период, на протяжении которого со мной ничего не случалось, исчислялся хотя бы часами.
Тем не менее я не стала останавливать джентльмена в его рыцарском порыве, и с четверть часа мы на радость присутствующим исполняли небольшую пантомиму. Едва я поднимала глаза от книжки в планшете, как встречала взгляд Юры, который кивал, подтверждая, что он бдит на посту, и скупыми жестами изображал борьбу добра со злом. Но потребление хорошего виски отдельно взятым ценителем продолжалось и продолжалось, поэтому взгляд моего охранника становился все более рассеянным, а жесты приобретали пугающую амплитуду.