Наследник для Шаха

Гур Анна

Никогда не спала на таких постелях, не чувствовала такой мягкости. Разве что в единственную ночь с Шахом в «Элите» простыни были такими же мягкими, но они очень быстро пропитались потом мужчины и начали обжигать разгоряченную плоть своим холодом, а сейчас эта ледяная мягкость ощущается лаской.

Закрываю тяжелеющие веки и уплываю в сладкий сон без сновидений, а когда просыпаюсь, понимаю, что солнце за окном уже садится и вся комната окрашивается в необыкновенно красивый оттенок нежно-розового. Я смотрю

сквозь створки балкона на яркое синие небо, когда слышу слабый стук в дверь, оборачиваюсь, но мой посетитель не ждет приглашения, Зухра проскальзывает в комнату и улыбается мне, а я вдруг замечаю, что вся спальня усыпана множеством пакетов.

В руках женщина держит вешалку, на которой висит нечто великолепное. Воздушное. Необычайно прекрасное.

— Что это? — спрашиваю слегка хриплым ото сна голосом.

— Подарки господина… — отвечает и заходит, прикрывает за собой дверь.

— Откуда? — до конца не понимаю, как все это оказалось в моей комнате.

— Пока ты спала, я занесла все в комнату.

Киваю, но сама ничего не понимаю.

— Я не касалась подарков хозяина. Не хотела тревожить твой сон, но если ты проснулась, я все развешу в гардеробной.

— В гардеробной? — повторяю за женщиной.

Никак не удается прийти в себя и понять, что именно происходит в эти самые минуты.

Женщина опять улыбается и идет к стене, толкает за выемку, которую я раньше не замечала, и часть стены отъезжает, превращаясь в дверь, за которой я вижу пространство, полностью обустроенное для хранения всевозможной одежды.

— Так мне развесить, Полина, или ты предпочтешь сама открыть подарки?

Теряюсь, сажусь на кровати и отвечаю смущенно:

— Я сама…

Зухра же в свою очередь останавливает взгляд на моей самодельной ночнушке, почему-то мне кажется, что ее глаза начинают улыбаться, взгляд теплеет, а я приподнимаю покрывало и прикладываю его к груди.

— Так правильно. Подарки лучше открывать своими руками. Радости будет больше… — кивает женщина.

Взгляд скользит по многочисленным пакетам, я читаю наименования брендов и буквально теряю дар речи.

Никогда и близко не могла позволить себе купить нечто подобное…

Да и никогда особо подарков не получала. Все всегда было скромно. Даже на мои дни рождения в самом детстве лучшим презентом был торт со взбитыми сливками и свечами, я всегда все понимала, не просила, но…

Понимание, что Шахов преподнес все это богатство мне…

— Ты погрустнела, — неожиданно нарушает молчание управляющая.

Поднимаю взгляд на женщину. Не могу понять, о чем она. Насколько часто ее хозяин дарит подобные вещи другим женщинам… с чего я вообще взяла, что, помимо меня, у него нет наложниц, или как там на Востоке называют постельных игрушек…

Видимо, все мои мысли находят свое

отражение в моих глазах, которые наполняются слезами.

Зухра хмурится, приближается и кладет на кровать платье, которое держала в руках. Расправляет серебристую воздушную ткань, а я кошусь на это великолепие, как на гюрзу, которая неожиданно заползла ко мне на кровать…

— И всем своим наложницам твой господин подобные подарки дарит?

В моем голосе слышатся обида и боль, и я не намерена скрывать их от Зухры, которая качает головой и смотрит на меня как-то по-другому. Словно неразумное дитя артачится, а взрослая умудренная опытом родительница спускает шалости с рук.

— У Шаха нет наложниц, и ты… не наложница.

Отвечает, глядя мне в глаза.

— Я его пленница, — хочет возразить, а я опережаю, — хотя, нет, прости, вы же называете меня гостьей.

— Убери оружие, спрячь клинок в ножны. Будешь воевать, сама себя поранишь. Или заставишь его показать на деле, насколько острым и опасным может быть кинжал мужчины.

— Вы всегда аналогиями говорите?

Мотает из стороны в сторону головой. Больше отвечать не будет, а мне хочется царапаться и кусаться от чувства гнетущей безысходности.

— Господин ожидает тебя к ужину, — выговаривает спокойно, но я лишь отрицательно качаю головой.

— Я не голодна.

Цыкает.

— Не провоцируй льва…

— Ну вот опять. Лев. Как высокопарно.

— Ничего ты не знаешь, Полина. Ни традиций, ни языка. Имя Аслан. Лев по-нашему…

Вообще-то я знала. Но сейчас не поняла, что женщина просто перевела имя Шаха.

— Ты наденешь это платье, приведешь себя в порядок и спустишься к нему…

Повторяет и отходит от меня.

— А если нет?! Если не надену и не спущусь?

Зухра опять улыбается незло. А так, словно с ребенком беседует. Непокорным бунтарем, но все же ребенком.

— Пойдешь голой. Или он придет к тебе. По-любому ты исполнишь его приказ. Просто есть разница. Как именно…

Отвожу взгляд в сторону. В то время как домоправительница продолжает:

— Женщина должна быть податливой, мягкой, она должна опоясывать скалу наподобие ручейка. Будешь бодаться, разобьешься о твердые выступы.

— Это ваши законы и традиции.

— Я свое слово сказала, Полина, дальше твой ход. В любом случае через час ты будешь внизу. А вот как этот приказ будет выполнен — зависит от тебя. Шахов не тот человек, который потерпит непокорность.

Выговаривает все, разворачивается и уходит, плывет в пространстве словно птица. А я прикрываю глаза и падаю обратно на подушки.

Хочется выбросить все подарки Шаха в окно, назло, да и вообще проскальзывает мысль отказаться от всего и остаться в сорочке.

Которая также принадлежит Аслану.