Наследник епископа
Шрифт:
«Так что он продал свою честь во имя гордыни.»
«Говорят, что у каждого человека есть цена, мой принц,» — сказал Морган. — «Просто цена некоторых слишком высока.»
«А Ваша цена тоже такая же высокая?»
Дункан на мгновение замер, но Морган просто улыбнулся.
«Достаточно высокая, чтобы никто не смог заплатить ее, кроме Вас, мой принц,» — ответил он. — «Я — Ваш человек, как раньше был человеком Вашего отца. Вы подкупили меня своей любовью. Но меня нельзя перепродать.»
Восхищенно усмехнувшись, Келсон зевнул и снова закрыл глаза, зная, что Дункан пытался усыпить его и не боролся с этим.
«Вы всегда знаете,
«Это, пожалуй, самое разумное, что Вы сказали за целый день,» — ответил Дункан. — «Но Вам надо лечь в постель. Если Вы уснете прямо здесь, у Вас будет растяжение мышц шеи.»
«И ворчит, и ворчит, и ворчит,» — пробурчал Келсон, снова зевая. Но, поднявшись, он улыбнулся и послушался совета. Он уснул почти сразу после того как его голова коснулась подушки. Дункан накрыл его меховым покрывалом и закрыл завесы кровати, потом вернулся к креслу, на котором только что сидел король.
«Он в нормальном настроении,» — заметил Морган. — «Нам есть о чем беспокоиться?»
«Я так не думаю. Он просто утомлен. И потрясен побегом Лориса гораздо сильнее чем он хочет признать. Как ты думаешь, Аларик, что он собирается делать?»
«Лорис?» — Морган покачал головой и поглядел в угасающий огонь. — «Черт меня побери, если я знаю. Но, как сказал сегодня Келсон — явно что-то ужасное.»
«А Джудаель?»
«Боюсь, вместе с ним.»
Пока Морган и Дункан разговаривали, Лорис в Ратаркине реализовывал их подозрения. После полуденной мессы епископ Истелин был схвачен вооруженными людьми в мундирах епископа Кулдского и был препровожден в часовню, примыкающую к его жилищу. Около алтаря стояли Креода и Джудаель. Возле ступенек алтаря стоял еще кто-то третий, одетый в такое же фиолетовое одеяние епископа как Креода, обернувшись к Истелину спиной, так что он не мог видеть его лица. Что-то в плечах и склоненной голове незнакомца показалось Истелину знакомым и вызвало ощущение опасности.
«Что это значит?» — требовательно спросил Истелин, приближаясь к этим трем, когда стражники отпустили его и отошли.
Креода и Джудаель застенчиво отошли в сторону, когда незнакомец встал и повернулся к Истелину.
«Привет, Генри,» — сказал незнакомец.
Истелин замер на середине прохода и побледнел как его стихарь.
«Лорис!»
Архиепископ-изменник положил руки на свою тонкую талию и слегка улыбнулся.
«Ну, Генри, Вы кажетесь удивленным,» — сказал он негромко. — «Но я думал, что после стольких лет на церковной службе Вы должны лучше знать как следует приветствовать Примаса.»
«Примас?» — У Истелина отпала челюсть. — «Да Вы с ума сошли! Как Вы здесь оказались? Когда я последний раз слушал про Вас, Вы были в обители Святого Иво.»
«Это очевидно, что я больше не в Святом Иво,» — сказал Лорис тихим, угрожающим голосом. — «И мне не понравились условия, в которых я жил там, и к тому, что я оказался в этих условиях, Вы тоже приложили руку.»
Истелин впервые почувствовал, насколько опасна ситуация. Звать стражу не имело смысла, поскольку солдаты, «одолженные» ему его предполагаемым благотворителем, Креодой, были те же, кто привел его сюда. Присутствие Джудаеля тоже не воодушевляло. У меарского священника, желавшего занять должность, которую теперь занимал Истелин,
Он был полностью в их власти, не в силах позвать на помощь или даже понять, на чью помощь можно полагаться. Он предположил, что солдаты, оставленные Брейденом, были преданны ему, но они, скорее всего, тоже уже были под стражей. Он надеялся, что им не причинили вреда. А то, что Лорис назвал себя Примасом, значило, что измена была много большим чем простой побег бывшего архиепископа из тюрьмы и его требование мести человеку, который принимал участие в лишении его заслуженной им ранее славы.
«Чего Вы хотите от меня?» — осторожно спросил Истелин. — «Ваши претензии на пост Примаса — государственная измена, да и само Ваше присутствие в Ратаркине незаконно. И, Креода,…» — Он переместил свой взгляд на епископа-предателя. — «Вы и отец Джудаель вступили на очень зыбкую почву, если Вы предоставили кров этому человеку. Значит, ваше предложение помощи было простым обманом, направленным на то, чтобы завоевать мое доверие, пока этот беглец не присоединится к Вам, чтобы вы сообща предали нашу святую Мать Церковь?»
Джудаель ничего не сказал, хотя его зубы сжались от негодования, но Креода только вежливо усмехнулся и склонил голову.
«Мы не считаем, что мы предали нашу Мать Церковь,» — сказал он дружелюбно. — «Скорее, мы считаем действия консистории и короля предательством интересов жителей Меары. Здешним епископом должен быть отец Джудаель, но не Вы. Это очень просто. А архиепископ Лорис не должен был быть изгнан с его должности и заключен в тюрьму как простой уголовник. Мы посчитали, что пришло время исправить ошибку, Генри.»
«Какую ошибку ?» — требовательно спросил Истелин. — «Его собственные братья-епископы судили его, Креода. Вы были там. И что-то я не припомню каких-то вспышек праведного негодования с Вашей стороны.»
Креода беззаботно поднял брови. — «Я тогда многого не знал.»
«Вы имеете в виду, что с тех пор Вас купили! Что он предложил Вам, Креода? Ради Бога, Вы — Епископ Кулдский! Что опозоренный архиепископ мог предложить Вам, что было бы лучше этого?»
«Тебе лучше было бы вспомнить кто ты и где находишься, епископ,» — многозначительно сказал Лорис. — «Или ты будешь сотрудничать с нами, или с тобой обойдутся как с предателем. Мы начнем с Меары: поставим меарского священника епископом Меары, восстановим законную королевскую династию Меары и расширим границы Меары до ее прежних границ. Меара снова будет независимым государством, со своей церковной иерархией…»
«Несомненно, возглавляемой Вами,» — перебил его Истелин.
«Да, возглавляемой мной. А затем мы очистим от скверны землю Меары, Гвинедда и всех Одиннадцати Королевств. Ересь Дерини слишком разрослась. Она должна быть искоренена. И на сей раз мы не потерпим неудачи.»
«Но король тоже частично Дерини,» — пробормотал Истелин.
«Корона не может защитить от справедливого гнева Господа!» — прогремел Лорис, выходя из себя. — «Король сошел с пути истинного и его должна настигнуть кара. Если бы можно было изменить прошлое, я бы отрубил свою собственную руку, которая лила освященный елей на его голову! Его скверна должны быть выжжена из него, даже если его тело умрет , ради его бессмертной души! Вера в Бога была предана. Бог покарает!»