Наследник императора
Шрифт:
– Харину добавь. Я приговорил его к тридцати ударам, а ты дал только двадцать восемь, – указал палачу будущий консул Афраний. – А Стасиму хватит. Он получил все, положенное по моему приговору.
Палач отвязал парнишку лет шестнадцати, и тот, не в силах встать на ноги, пополз на четвереньках.
– Э, так не пойдет! – остановил его хозяин. – Стасим! Ты испачкал двор, изволь прибрать за собой.
Парень, пока его пороли, не только обмочился, но и обгадился. Как и его собрат по несчастью. Мевии показалось, что старик Афраний вдыхает запах испражнений с явным удовольствием.
– Я приберу, – сообщила старая рабыня в грязных серых лохмотьях.
– Нет, должен он прибрать. Я стою за справедливость.
– Так я и есть справедливость – или ты позабыл, что меня зовут Дикея? – дерзко отвечала старуха.
– Молчи! – рявкнул Орфей и небрежно взмахнул рукой.
Дикея вскрикнула, алый порез обозначился на ее плече.
– Не порти вещи, Орфей! Все наказания только по моему приговору! – осадил телохранителя старик Декстр. – Правильно действуя, любого можно усмирить. Я тут нарочно прикупил нескольких рабов-даков из самых дерзких и отправил их в поместье. Один здоровяк дважды попадал в плен, дважды бежал и лишь на третий раз колодки оказались достаточно прочными. По-нашему его прозвали Тифоном. Если за полгода не обломаю бунтаря, то, значит, я ничего не смыслю в человеческой природе.
Второй из рабов тем временем получил свои недостающие удары и тоже был отвязан. Этот ушел сам, покачиваясь. Перед мальчишкой же Дикея поставила ведро с опилками да прислонила к подпорке пыточного бруса метлу.
– За что ты его так? – спросил Адриан у хозяина.
– За ложь. Рабы врут. А я вранья терпеть не могу. Вот и воспитываю.
– Какое счастье… – прошептала Мевия.
Как ни странно, старик Афраний ее услышал.
– Да, этим бездельникам повезло – хорошее воспитание не в каждом доме можно получить. Да только рабы, они и есть рабы – никто из них не ценит мои старания.
– Какое счастье, – повторила Мевия, когда они с Адрианом покинули место экзекуции, – что я не во власти этого человека.
Вызнать, в какое именно заведение отправил хозяин провинившуюся рабыню, было делом и долгим, и хлопотным, и, как оказалось, – весьма затратным. Во-первых, пришлось подкупать управляющего. А он трясся, как попавший в тенеты заяц, отводил глаза, целовал Адриану руки и лепетал невнятное. Хозяина своего он боялся до смерти, хотя был уже вольноотпущенником, а не рабом. Как ни странно, в доме Афрания вольноотпущенников было немного – двенадцать человек, и все они жили при старом хозяине – отпустив рабов на свободу, Афраний оставался их патроном, держал нити их судеб в своих руках и наслаждался, дергая за ниточки.
Однако жадность пересилила страх – где ж это было видано, чтобы управляющий да не страдал жадностью! Посему, как только предлагаемая Адрианом награда превысила пять золотых, вольноотпущенник сдался и назвал заведение, куда хозяин повелел продать Клио, причем продать за бесценок, будто это не молоденькая девчонка, а истасканная по солдатским заведениям подстилка. После чего Адриан с Мевией поспешили в Субуру.
Заведение располагалось в не слишком престижном районе и было самое что ни на есть задрипанное – грязное низенькое зданьице, зажатое между таверной и лавкой дешевых тканей, оно и вывеской-то не обзавелось – разве что перед домом на плите выбит фаллос – но это знак удачи, а не приглашение повеселиться за узенькой дверкой. Еще висела у входа лампа с четырьмя носиками, сейчас, при свете дня, погашенная.
– Наверняка заведение незаконное, проституционную подать [69] в казну не платит, – прикинул Адриан.
И толкнул дверь в небольшую узкую комнатку с крошечным окошком под потолком.
Хозяин, толстый, бабьего вида, с курчавыми, явно завитыми волосами и алыми сочными губами, сам в прошлом наверняка кинед, и уж точно – не римский гражданин, глянул на вошедших огромными выпуклыми и к тому же подведенными сурьмой с маслом глазами. Сладкая улыбочка тут же явилась на его губах, как будто он увидел нечто чрезвычайно приятное.
69
Проституционная подать – налог на публичные дома.
– Раненько же ты сегодня господин заявился побаловаться с красоткой… – Говоря, хозяин заведения причмокивал и подхихикивал. – И правильно сделал, господин, что заглянул ко мне. Я – любимец Венеры, стремящийся сохранить благоприличие нравов содержанием необходимейших для человеческого рода заведений. Комнатки у нас, правда, темноваты, и воды в доме нет, но мои бездельники натаскали полную ванну воды из фонтана. В ней еще никто не мылся, разве что девочки ополоснулись после ночи. Ну и я… вместе с ними… но зато вода приятной теплоты. Э, право, я знаю толк в наслаждениях – я же внук Венеры, я тебе это говорил? Нет, так вот, говорю… Какую тебе комнатку? Крайняя свободна. Там один солдат девчонку зарезал. Вот тупица. Заплатил как за час, а решил остаться на ночь. Клепсидра вся уже вытекла, а он не уходит…
– Где девочка, что привели к тебе час назад? – спросил Адриан, пресекая бурный словесный поток хозяина. – Ты отдал за нее всего сотню денариев…
– Никого не приводили, – пробормотал хозяин, улыбка его сделалась слаще прежнего. – У меня и так самые лучшие девочки в Субуре, зачем мне еще одна… Правда, как я уже сказал, комнатка пустует, но всегда есть желающие явиться со своими красотками, вот как ты, господин…
– Я дам тебе за новенькую триста денариев, – предложил Адриан.
– Никого не приводили, – продолжал упорствовать хозяин. То ли опасаясь, что девчонку отберут, то ли принял Адриана за представителя Сатурновой казны [70] .
70
Сатурнова казна – налоговое ведомство.
– У тебя плохо с памятью. Освежить? – Адриан не представился, а хозяин явно не знал императорского племянника в лицо.
– Антей! – завопил хозяин. – Выкинь этих двоих за дверь. Живо!
Но приказ Антею выполнить не удалось – в следующий миг он сам вышиб дверь головою, и дубовая створка, сорванная с крюков, грохнулась на мостовую, а поверх на животе распластался Антей и проехал на ней, как на повозке, шагов пять по мостовой, скользкой после недавнего дождя.
Тут же будто из-под земли явились двое – еще один вышибала лупанария, а ему в помощь – хозяин соседней лавки тканей, человек лет сорока, коренастый, широкий в плечах, но успевший оплыть жирком.
Городская стража редко совалась в эти места, а окружающие сочли за лучшее не вмешиваться – зато собралась изрядная толпа любопытных. Кто-то уже делал ставки – кого и как быстро побьют. Тощий парень пронзительным голосом натравливал охрану лупанария на дерзких гостей:
– Врежь ты этому бородатому! Врежь!
Однако взывал он напрасно: сражение лупанарными воинами было безнадежно проиграно. Вышибалу успокоил Адриан, а грузного и не слишком ловкого торговца Мевия припечатала мордой к стене.