Наследник императора
Шрифт:
– Мевия, ты меня совсем не знаешь, – сказал Марк, отстраняясь.
– Мне все равно, – ответила Мевия. – Абсолютно. Знаю одно: ты жесток, но не любишь изводить людей, подчеркивая свою власть. За это я тебе все прощаю.
– Все прощаю… – очень точно передразнил Мевию Диег, и мальчишки прыснули.
– Немедленно к себе в комнату! – приказал центурион.
Диег и Регебал тут же исчезли, будто растворились в темноте.
– Когда-нибудь эти волчата вырастут в настоящих волков, – заметила Мевия.
– Ручных волков, – уточнил центурион.
Мевия не стала возражать, хотя как раз в этом она сомневалась.
– Ты знаешь этого Домиция? – спросил утром центурион Афраний у отца.
Тот сидел в атрии и принимал клиентов. Центурион всегда поражался, сколь много у отца просителей и подхалимов, сколь много на свете людей, готовых терпеть любые унижения, лишь бы получить лишний асс.
– Эту падаль? И не собираюсь даже смотреть на мертвое тело. Я приказал и раба, и вора вывезти на кладбище для бедных.
– Отец, кто-то пытался убить племянников Децебала. Или ты не знаешь, как важны эти мальчишки? – Центурион говорил тихо, сдержанно, хотя внутри в нем все так и кипело.
Он не сомневался, что отец замешан в случившемся, но никаких доказательств тому не было.
– Нисколько не важны, – фыркнул старик. – Дакия вот-вот станет римской провинцией. Напротив, они будут только мешать. Уже точно известно, что грядет война. Или ты не знаешь? Хорош же центурион… – Старик презрительно хмыкнул.
– Ты помогал убийце? – Центурион прищурился, глядя на отца. Всю жизнь ему хотелось одолеть этого человека, но он так и не сумел этого сделать.
– Я – нет. Но есть люди, которые пекутся о благе Рима, в отличие от тебя и твоего гречонка Адриана. Кто-то мог попросту оскорбиться и решиться на месть – за убитого Лонгина отмстить убийством мальчишек-волчат. Разве не так грозил Децебалу Траян в письме?
– Император угрожал убить мальчишек? Нет, это невозможно! – возразил Афраний.
– Как будто ты читал письмо! – презрительно фыркнул будущий консул.
Послания приходили с интервалом в восемь дней [74] , будто нарочно гонцы спешили в первый день римской недели порадовать императора новостями из Дакии. Второе письмо пришло от самого Децебала – дакийский царь предлагал обменять тело умершего Лонгина на удравшего хитрого и наглого вольноотпущенника да еще – на сбежавшего из плена центуриона. Значит – сделалось ясно – центурион, что сопровождал Лонгина, сумел сбежать. А как его имя? Гай Осторий Приск. Имя знакомое. В прежней войне прославился. Ну и где же этот центурион? О нем ни слуху ни духу. Сгинул наверняка в горах зимой. Не повезло парню.
74
Римляне, считая года и дни, прибавляли день и год, с которого начинался счет, к числу. Поэтому в римской неделе 8 дней, а называется она нундины, как будто дней девять. Так же, говоря, сколько человеку лет, римлянин прибавлял год. Чтобы не путать читателя, в романе сохранены привычные числа.
Письмо Траян продиктовал очень быстро: пусть Децебал оставит тело Лонгина себе, а жизнь центуриона и жизнь вольноотпущенника стоят больше, нежели мертвое тело.
В первый день следующих нундин пришло письмо из Виминация, к письму приложены были таблички, запечатанные печатью Лонгина, и сам перстень-печатка умершего легата. Кто их доставил и когда – не сообщалось.
А вот что именно написал в предсмертном письме Помпей Лонгин – император не сообщил не только Адриану, но и самому близкому своему человеку, с которым всем и всегда делился, – Лицинию Суре. Прочел у себя в комнате наедине, разровнял воск, очень долго ровнял, будто опасался, что какая-то черточка из послания уцелеет. В тот вечер во дворце не было пирушки – Адриан провел его в обществе Плотины, что поселилась в покоях Ливии, жены божественного Августа. Здесь в триклинии она принимала гостей, обеды были скромны, беседы – занудны, но, как донесли слуги – ох уж эти всезнающие и вездесущие соглядатаи, – в этот вечер Траян диктовал секретарю воспоминания о войне, которая еще не началась.
Глава IV
Рим, покинутый императором
Июнь 858 года от основания Рима
Рим
К канун нон июня [75] император Траян покидал Рим. Он не спешил, никакой торопливости – сначала он проедет Аппиевой дорогой до Брундизия, а там сядет на корабль – и прибудет в Дуррес. Потом – Эгнациева дорога, что пересекает Иллирию, Македонию и Фракию. Император будет по пути принимать по дороге делегации знатных граждан, обсуждать с наместниками детали грядущей войны. Его путешествие будет неспешным, и до Дробеты Траян доберется не раньше августа, приведя с собой свежие войска и многочисленную свиту.
75
4 июня 105 года н. э.
Плиний, старательно отделавший свою речь, произнесенную три года назад, изрядно дополненную и уже много раз читанную – настолько часто, что многие уже знали кое-какие рубрики наизусть, – преподнес императору свиток в золоченом футляре, видимо, в надежде, что где-нибудь на берегах Бистры император перечитает излюбленные фразы и вспомнит доброго Плиния.
Адриан, назначенный легатом Первого легиона Минервы, уезжал на лимес вместе с императором. А вот центурион Декстр остался в Риме.
Накануне отъезда Декстр имел разговор с Адрианом – наедине. Они опять прохаживались по гипподрому – на этот раз цветущему, полному ароматов наступившего лета.
– Мы не успели… – только и сказал Адриан. Он был мрачен и мыслями уже находился в дороге и на сражениях грядущей войны.
– Тебе нужны мальчишки или нет? – спросил Декстр напрямую. – С началом войны все изменилось. Возможно, теперь они просто обуза.
– Траяну они точно не нужны, – заметил Адриан.
– Ты можешь восстановить царство спустя десять лет… и двадцать лет спустя – тоже. Никто не знает, что его ждет через двадцать лет. – Декстр, разумеется, заметил снисходительную улыбку, скользнувшую по губам племянника императора, но ничего не сказал по этому поводу.
– Что ты планируешь сделать?
– Отправить их в загородное поместье. Летом мальчишкам нечего делать в Риме.
– Боишься лихорадки?
– Как и все.
– Перевези их в поместье, – после паузы сказал Адриан. – Надеюсь, ты умеешь дрессировать волков.
Консул-суффект Афраний Декстр за ночь несколько раз вставал – сказывались годы, обилие жирной и острой пищи. Обычно он не посещал латрины – мальчишка-раб, спавший под дверью хозяйской спальни, тут же вскакивал, разбуженный зычным призывом хозяина, врывался в комнату и подносил хозяину горшок для урины.