Наследники Альберты
Шрифт:
– Не открывай!
– испугался Эдуард.
– Почему? У тебя что в медальоне, яд?
– насмешливо спросила Полли.
Эдуард прищурился.
– Не просто яд, а ядовитое насекомое,- ответил он.- Я покажу. Только осторожно, не дотрагивайся до него.
– Что это? Фу, паук! Позолоченный паук! Какой противный хвост, почему он такой длинный и изогнутый?
– Это скорпион,- надменно сказал Эдуард.- Он золотой. Но жало у него ядовитое. Яд настоящий, высокой концентрации и действует мгновенно.
13. ИТАК, НАСЛЕДНИК ИЗВЕСТЕН
– Скорпион!
– содрогнулась Лиселотт.
– Золотой скорпион!
– Мирьям была скорей восхищена, чем испугана.
Даже Еспер Экерюд заинтересовался амулетом. Пообещав соблюдать осторожность, он взял в руки открытый медальон и стал внимательно изучать золотого скорпиона. Изнутри медальон был выложен бархатом цвета морской волны. Казалось, насекомое, словно живое, крепко вцепилось в бархат своими острыми клешнями. Жало на конце изогнутого хвоста было защищено специальным золотым колпачком.
– Тонкая работа,- сказал Еспер.- Кто его сделал?
– Один ювелир, эмигрант, сделал эту штуку в Каракасе во время второй мировой войны.
– А как же яд? Значит, яд в нем тридцатилетней давности?
Эдуард сверкнул белозубой улыбкой.
– Нет, яд нужно обновлять каждый год, иначе амулет потеряет свою силу. Не беспокойтесь, яд здесь относительно свежий.
– Какой яд - скорпиона?
– Разумеется. Его сгущают путем выпаривания и заполняют им бороздки на игле, которая скрыта под колпачком. Достаточно вонзить эту иглу в вену, чтобы убить человека.
– Ты слишком легкомысленно хвастаешься такой опасной вещью,- упрекнул его пастор.
Взяв медальон у Еспера, он с отвращением рассматривал смертоносное насекомое.
– Талисман должен приносить счастье, а не страдание и горе,- сказал он.- Я не понимаю, зачем ты повсюду таскаешь с собой это омерзительное орудие смерти.
– Я родился под знаком Скорпиона,- серьезно начал, объяснять молодой латиноамериканец.- И мой отец тоже родился под этим знаком. Раньше амулет принадлежал ему, и, если его судьба была хотя бы вполовину такой яркой и драматической, как рассказывают, он наверняка нуждался в амулете. Скорей всего, яд предназначался не для врагов, а для него самого, на крайний случай.
– И он воспользовался этим ядом?
– сурово спросил пастор.
– Нет. Его застрелили из пистолета. Пуля попала прямо в сердце. Через год ему исполнилось бы тридцать. Я тогда еще не родился.
– Значит, амулет ему не помог?
С легким презрением Рудольф Люнден защелкнул медальон и протянул его Полли, которая покинула свое место у рояля, чтобы еще раз взглянуть на удивительного золотого паука.
– Неважно, обладает он магическими свойствами или не обладает,- сказал Эдуард Амбрас,- но этот скорпион- память об отце, и я дорожу им, даже если со
стороны это кажется нелепым.
– А где вы так хорошо научились говорить пошведски?- полюбопытствовал пастор Люнден, решив, что тема о скорпионе уже исчерпана.
Но тут Полли Томссон обратила внимание на более интересное обстоятельство.
Она стояла напротив Эдуарда, сидевшего на мягком диване. Сперва она подумала, что его выцветшие джинсы и голубая рубашка хорошо гармонируют с темно-синими обоями, но зато составляют резкий контраст со старинным портретом в резной раме над его головой.
И вдруг она сделала поразительное открытие,
– Как к тебе попал медальон Франциски Фабиан?
– спросила она подозрительно и неожиданно для себя.
В наступившей тишине адвокат Странд посмотрел сначала на медальон, который Полли держала в руках, затем на портрет.
– - Ну конечно, эти женское украшение. Я же говорил, что; оно сделано в Европе, может быть даже в Швеции. Правда, о Франциске Фабиан я слышу впервые. Кто она? Родственница управляющего Фабиана?
Пастор Люнден отвернулся от портрета и постарался припомнить все, что ему было известно о семействе Фабиан.
– Полли права,- подтвердил он.- Это портрет двадцатилетней Франциски Фабиан. Написан он в шестидесятых годах прошлого века. Со временем эта молодая девица стала бабушкой Франса Эрика Фабиана со стороны отца.
– Моему отцу она тоже приходилась бабушкой,- тихо сказал Эдуард.
Мирьям Экерюд резко повернулась на диване, чтобы получше разглядеть его.
– Ты хочешь сказать, что она была… что она приходится тебе…
– Прабабушкой. Совершенно верно.
– И ты надеешься, что мы тебе поверим?
– возмутилась Лиселотт Люнден.- Да ты просто спятил: приехать сюда и заявлять такую чушь. Какие у тебя доказательства? Если они вообще существуют.
– У него медальон Франциски,- довольно кисло напомнил Еспер.- И он похож на нее как две капли воды.
Полли была того же мнения, и это открытие ее потрясло. Как же они сразу не заметили сходства?
Медальон вернулся к Эдуарду, он снова надел его, в вырезе рубашки по-прежнему виднелась лишь золотая цепь. А у дамы на портрете медальон был виден целиком, он висел на бархотке и приходился как раз в ямочку на шее. Эдуард носил короткую стрижку, у Франциски волосы были завиты в длинные локоны, но цвет волос у обоих был черный как смоль, довершали сходство одинаковые миндалевидные жгучие глаза.
Эдуард по привычке закурил, и они с Рудольфом Люнденом принялись выяснять запутанные родственные связи.
– У прекрасной Франциски был один сын. Он был дважды женат и имел по сыну от каждого брака. Франс Эрик был старший.
– Верно,- подтвердил пастор Люнден, церковную метрическую книгу он знал наизусть.
– Франс Эрик родился в тысяча восемьсот девяностом году. Его мать умерла, он вырос, получил образование и принял на себя управление заводом. Спустя тридцать лет после его рождения отец Франса Эрика женился во второй раз…