Наследники Асклепия
Шрифт:
Прошло относительно непродолжительное время. Я открыл свежий номер журнала и… Окажись мой диссертант рядом со мной, его с тяжелыми увечьями отвезла бы скорая помощь. Опубликована написанная мною статья. На втором месте среди авторов — мой официальный диссертант. А на первом… профессор, заведующий кафедрой ортопедии медицинского института в том самом областном центре. Хоть бы понимал этот автор, о чем подписанная им статья…
Больше я своего диссертанта не видел. Когда он позвонил мне и, канюча, объяснял вынужденность своего поступка, я предупредил, что расквашу его физиономию, если он появится у меня. Не знаю, не
Нет, я не стал автором пятисот статей, ни даже примерно трехсот, которые написал. В моем личном списке только чуть больше девяноста.
Граница дозволенного
Писать врачу о своей профессии — работа не просто сложная и ответственная, но и весьма опасная. Значительно безопаснее писать о своей опасной работе летчику-испытателю.
Примерно это я сказал доктору Юлию Нудельману, когда в моем кабинете мы несколько часов беседовали по поводу только что вышедшей его книги «Кровопролитие в медицине».
К доктору Юлию Нудельману я относился с уважением. Во-первых, он квалифицированный хирург. Во-вторых, — и это существенно для меня, — настоящий воин, что он продемонстрировал в Израиле во время войны, когда н а п о л е б о я, внешне не реагируя на бушевавший вокруг огонь, спокойно оказывал помощь раненым. В-третьих, он нетерпим к любой несправедливости. Он взрывается даже в случаях, когда ему кажется, что есть несправедливость. Причем, это относится не только к области медицины. Такое качество обильно обеспечивает его врагами и создает немалые сложности в жизни. Но Юлий Нудельман не успокаивается. С незажившими ранами и кровоподтеками ввязывается в очередную драку (не уверен, что всегда в справедливую).
«Кровопролитие в медицине» — это ушаты грязи, выплеснутые на израильское здравоохранение. В пору, когда еще существовал Советский Союз, у некоторых сложилось мнение, что «Кровопролитие в медицине» написано по заказу органов советской пропаганды или соседних органов как антидот против сионизма. У меня не было сомнения в абсурдности такого мнения. И тем не менее, я не скрывал своего отрицательного отношения к этой книге.
Юлий кипятился:
— Укажите мне хоть одно место в книге, где я бы отступил от истины. Скажите, вы заметили какую-нибудь неточность в эпизоде, связанном с вами?
— Нет, вы описали абсолютно точно.
Речь шла о случае очень неприятном с нескольких точек зрения. Юлий пригласил меня в ортопедическое отделение одной из тель-авивских больниц, куда поступила его супруга с переломом лучевой кости. Ответственный дежурный не сумел сопоставить отломки и назначил больную на операцию. Я спросил, не нарушена ли врачебная этика, получено ли разрешение на мое вторжение в чужую больницу. Разумеется, ответил доктор Нудельман. Разрешил профессор, заведующий отделением. Он сам будет ждать меня в больнице.
Беглого взгляда на загипсованную руку было достаточно, чтобы убедиться в том, что ответственный дежурный имел очень слабое представление не только о консервативном лечении такого перелома, но и о более примитивных вещах. Руке не было придано физиологическое положение. Дальше выяснилось, что врач пытался сопоставить отломки, не обезболив место перелома. Это уже был просто бандитизм. Конечно, ни о каком сопоставлении в таких условиях не могло быть и речи. Бедная женщина. Какую боль ей пришлось перенести! И ради чего?
В комнате нас было четверо: профессор, старший врач отделения, ныне ответственный дежурный, который продемонстрировал свои знания и мастерство, доктор Нудельман и я. Профессору я предложил три варианта. Либо он сам сейчас консервативно устранит смещение и не будет необходимости в оперативном лечении, либо это сделает ответственный дежурный под моим руководством, либо это сделаю я.
Профессор ответил, что, как правило, его врачи вообще стараются не устранять смещения консервативно, а оперировать. Лично он уже очень давно не дежурил, давно не занимался закрытым сопоставлением отломков. Врачи отделения делают это лучше его. Очень странно. По определению врачи не могут превосходить заведующего отделением. Тем более, я уже увидел, что представляют собой врачи его отделения. Но тут и сама квалификация профессора вызвала у меня сомнение. Смутные слухи об этом отделении и раньше доходили до меня, но я на них не реагировал.
Два других варианта тоже были отвергнуты. Старший врач не нуждается в руководстве. А если я хочу произвести репозицию самостоятельно, пожалуйста, но только для этого больную следует забрать в частную больницу и делать там все, что заблагорассудится. Здесь ее могут только прооперировать.
Человек я не очень деликатный, поэтому высказал не в особенно изысканной манере все, что я думаю о профессоре, о старшем враче и о нашей встрече.
Больную мы забрали. В другой больнице дежурный врач, не профессор и не старший, отлично сопоставил отломки.
Если я не ошибаюсь, доктор Нудельман пытался как-то наказать портачей. Не знаю, или не помню, чем это кончилось.
Да, этот случай в «Кровопролитие в медицине» описан абсолютно точно. Как и несколько других, известных мне. Не сомневаюсь в том, что и остальные были описаны точно. Ну и что? Во-первых, оплевана вся израильская медицина, в которой положительного несравненно больше, чем отрицательного. Во-вторых, как такая книга может повлиять на широкую публику, на пациентов нынешних и будущих? На что им надеяться, если врачи, к которым они обращаются, такие, какими изобразил их доктор Нудельман? Как это повлияет на процесс выздоровления, даже если лечение будет проведено самым оптимальным образом?
Я напомнил доктору Нудельману, с каким возмущением в начале века врачебная общественность встретила изумительную книгу доктора Вересаева «Записки врача». А ведь в этой книге нигде ни разу не были нарушены элементы деонтологии, ни разу доктор Вересаев не упрекнул своих коллег. Он только сетовал на несовершенство медицины. Он только описывал тяжелый труд врача в нечеловеческих условиях. Или «Записки юного врача», книга, в которой доктор Булгаков уже заявил о своем литературном таланте. (Кстати, не только отсутствие у меня способностей, даже отдаленно приближающихся к таланту Вересаева и Булгакова, вынудило меня в этой книге иногда переходить границу дозволенного с точки зрения деонтологии. За столетие медицина совершила невероятный прогресс. Природа врачей, к сожалению, не улучшилась. Прогресс человеческих качеств не коррелирует, не идет параллельно с прогрессом науки и техники. Если вообще идет).