Наследники
Шрифт:
Наталья Федоровна безнадежно махнула рукой и посмотрела на Таню. Девушка сидела молча, поглощенная своими мыслями. Она старалась гнать их от себя, пыталась слушать ворчливый голос Натальи Федоровны и добродушно-виноватые объяснения Алексея, но это ей удавалось плохо.
Наталья Федоровна спохватилась.
— Заболтались мы с тобой, а гостья совсем измучилась, ей и впрямь спать надо. Пойдем, милая, я тебя уложу. Отдохнешь, оно и легче на сердце-то станет.
И, обратившись к Алексею, приказала:
— Ты тоже ложись. Очень уж ты посерел,
Алексей улыбнулся, посмотрел на Таню.
— Видите, какая у нас обстановочка. Критика невзирая на лица. Ну, спокойной ночи.
Но не получилась спокойной эта ночь в доме Быстровых. Наталью Федоровну вдруг разбудил громкий несвязный говор, доносившийся из комнаты, где спала Таня. Войдя туда, она увидела, что девушка мечется в горячечном бреду. Лицо ее пылало, волосы раскинулись по подушке, она металась, что-то выкрикивала, плакала.
Только к утру какие-то таблетки и капли, что давала ей Наталья Федоровна, кое-как успокоили Таню, и она забылась тяжелым, беспокойным сном.
Часов в восемь Алексей собрался уезжать.
— Ты, мама, поаккуратней с гостьей-то, ладно? Не докучай расспросами.
Наталья Федоровна с напускной строгостью и обидой посмотрела на сына:
— Учи, учи мать… Будто маленькая она, будто не понимает.
— И Сереге скажи, — продолжал Алексей, — пусть поможет тебе, в чем нужно, врача там вызвать или еще что…..
— Ладно, ладно. Привык на своем «Химстрое» инструкции читать. Иди, а то на работу опоздаешь. Да смотри сегодня домой обязательно приезжай.
Озабоченный, полный тревожных мыслей, Алексей уехал в Каменск. Всю дорогу он думал о Тане, о происшедшем. Неужели Казаков и впрямь замешан в каких-то темных делах? Ведь заместитель начальника стройки больше двух десятков лет в партии и в общем-то деловой, энергичный работник. Правда, прорех у него много, но это дела другого порядка, у кого их нет, прорех этих? Не ошибается, как известно, тот, кто ничего не делает. Но деньги, столько денег! Откуда? Конечно, работает он давно, семья маленькая, мог накопить. Мог. Но столько? Ты тоже, Быстров, работаешь давно, а много ли скопил? Алексей вспомнил, как они недавно подсчитывали свои ресурсы. Очень хочется Сергею «Яву» купить. Их «антилопа» давным-давно почивала на свалке. Но черта с два. Придется Сереге подождать. Запасы-то не очень густы.
Приехав, Быстров сразу направился к Данилину. Тот был один — нещадно ругался по телефону с кем-то из главка. Положив трубку, не остыв еще от горячего разговора, он с той же запальчивостью обратился к Быстрову:
— Представляешь, эти умники никак не удосужатся документацию по кузнечно-прессовому закончить. Металлоконструкции для перекрытий никак не можем заказать. Как люди не понимают, что каждый час дорог?! А ты, парторг, раз настоял на комплексном ведении работ, то помогай. А то скажешь потом — Данилин не обеспечил одновременную сдачу объектов; не случайно он, мол, с самого начала против был.
Но Быстров заговорил совсем о другом, огорошив Данилина весьма странным вопросом:
— Скажите, Владислав Николаевич, много у вас денег накоплено?
Данилин удивленно поднял брови, начал медленно краснеть и с недоумением переспросил:
— Ты это что, серьезно?
— Совершенно серьезно.
— Тогда позволь тебя спросить, какое тебе дело до моих ресурсов?
— Никакого дела нет. Просто интересно знать. Сначала скажите, потом объясню.
— Ну что ж, могу сказать как на духу. Было побольше — дочь замуж выдавал недавно, поиздержался. Но тысчонка на книжке осталась. Еще рублей сто вот тут, в сейфе. Это, так сказать, сугубо личный резерв. Как говорится на мужском языке, заначка от жены.
Быстров вздохнул.
— Скажите, а у Казакова большие сбережения могут быть?
— Очень больших, думаю, нет, хотя кое-какие запасы, безусловно, имеются. Живет вдвоем с дочерью, зарплата немалая, премии. Думаю, что не бедствует.
— То, что не бедствует, знаю. Но дело не в том…
Быстров передал Данилину разговор с Таней.
Владислав Николаевич слушал молча, хмуря густые, клочкастые брови.
— История, конечно, странная, — сказал он, — но и поверить, что Казаков замешан в чем-то таком, тоже трудно. Зачем это ему? Жить, что ли, не на что? Да и возраст такой, что деньги в некоторых делах не помогут.
— Все так. Но как вы объясните их спор, скандал, угрозы Шмеля? Кстати, кто это — Шмель?
— Шмель… Шмель… Кажется, у Богдашкина есть такой работник.
— Владислав Николаевич, помните, недавно комсомольцы были у вас по поводу цемента? Вы тогда хотели разобраться что к чему. Удалось?
— Интересовался. Как я и предполагал, ничего такого особенного. Расплачиваются с долгами.
— Боюсь, что вы не очень-то разобрались во всем этом.
— Возможно. Следователь из меня липовый. Я, знаете ли, привык людям верить.
— Люди-то разные бывают, Владислав Николаевич.
— Согласен. Но прошу об одном: не делайте поспешных выводов. Очернить можно любого, а вот доброе имя восстановить…
Вечером Быстров позвонил в Каменск секретарю горкома партии и, коротко рассказав о событиях, попросил поручить проверку фактов людям потолковее.
— Дело, знаете, такое… Не хотелось бы без особых причин порочить ни людей, ни стройку.
— Не беспокойтесь, — ответил секретарь горкома. — Поручим капитану Березину. Он именно такой товарищ, какого вы хотите.
Глава XXIV. Казаков приходит в партком
Быстров понимал, что разговор с Казаковым должен состояться. Думал сам пригласить его, но не мог преодолеть какого-то внутреннего сопротивления. Когда Петр Сергеевич позвонил и сказал, что хочет зайти, Алексей лаконично ответил:
— Пожалуйста. Жду вас.
И вот Казаков перед ним. Оба чувствовали себя напряженно, не могли глядеть друг другу в глаза, долго не знали, с чего начать разговор.