Наследство Карны
Шрифт:
— Они сказали, что во время припадка ты упала на печку, что у тебя высокая температура и плохое настроение. Но мы тебя вылечим!
Она достала кулек с камфарной карамелью и протянула Карне.
Карна положила в рот одну карамельку. Ощутив во рту приятный, кисловатый вкус, она заплакала.
Подождав немного, бабушка достала носовой платок; по ее словам, от лучшей кружевницы Вены, и протянула его Карне. Та громко высморкалась. Но платок не помог.
Бабушка положила
— Ледяной, — сказала она.
— Пусть бы он убил ее в следующий раз! — вырвалось у Карны прежде, чем она успела подумать.
— Кого?
— Ханну, эту блудницу!
Бабушка медленно встала, подошла к двери и открыла ее, словно собиралась уйти, но снова закрыла. Потом села возле кровати.
— Ты очень строга, — сказала бабушка.
— Она впускает чужих через черный ход, когда у нее никого нет дома. А Анна только и знает, что играть Мендельсона.
На бабушку будто подуло холодным ветром.
Карна перестала плакать.
— И кто же этот чужой? — поинтересовалась бабушка.
Карна испугалась, прежде всего бабушкиных глаз. И все же должна была сказать все как есть:
— Папа.
— Ты видела?
— Да.
Но она забыла сказать, что он не спал дома в своей кровати. А может, и не забыла. Но не сказала.
— Послушай, Карна, не надо сразу думать самое плохое. Только не говори про это Анне. Скажи папе, но не огорчай этим Анну!
— Ты хочешь, чтобы она единственная из всех ничего не знала? Разве это не ложь?..
— Вениамин сам скажет ей все, что нужно. Только не ты! Понимаешь?
— А если он ей солжет?
— А если ты что-то неправильно поняла? Ты можешь все только испортить. Обещай, что ничего ей не скажешь.
— Я не смогу долго притворяться, будто ничего не случилось. У меня не получится.
— А ты не притворяйся. Ты спроси у Вениамина, почему он ходил к Ханне через черный ход, когда Олаисена не было дома.
— А ЭТО МОЖНО?
— Это можно.
— А как мне это спросить?
— Так и спроси. Прямо и просто.
— А если он скажет, что я ошиблась?
Бабушка снова встала и быстро заходила по комнате. Наконец она остановилась возле кровати.
— В таком случае, Карна, ему придется несладко.
Они помолчали.
— Теперь ты встанешь? — спросила бабушка.
— Я вообще больше не встану.
— Тогда будешь мучиться, но ничего изменить не сможешь.
— Бабушка, о чем ты думаешь?
— Не только о приятном, поверь мне. Больше всего я думаю, что тебе нелегко становиться взрослой. Но довлеет дневи злоба его. А сейчас, если бы ты оделась, мы бы с тобой пошли в «Гранд». В гавани
Карна высморкалась. И кивнула бабушке.
Анна удивилась, увидев их обеих в верхней одежде.
— Карна, ты хочешь выйти на улицу? Стоит ли? С высокой температурой?
— Все уже прошло. А температура у Карны не выше, чем у чайки, — сказала бабушка.
По дороге Карна спросила:
— Почему все так отвратительно?
— Когда все пройдет, ты будешь думать только о прекрасном.
— А что прекрасно?
— Творение Господа. Искусство. Музыка. Некоторые мысли. И слова.
— Но люди отвратительны.
— Не всегда.
— Думаешь, люди могут любить и не лгать друг другу?
Бабушка повернула к ней лицо:
— Не знаю. Мне кажется, могут. Но не жди, что они будут думать только о тебе. Каждый думает о себе. Даже те, кто тебя любит, не всегда смогут все рассказать тебе. Но это еще не ложь. Самое главное, чтобы было кого любить.
— Как это?
— Нужно научиться видеть любовь, когда она есть, и не дать ей уйти. Но если ей надо уйти, значит, надо, и тут уж ничего не поделаешь. Любви нужна свобода. Только так можно ее удержать.
— Ты дала ей свободу?
— Нет, я обошлась с ней так же, как ты с птенцами гаги.
— Почему? — почти не дыша, спросила Карна.
— Потому что он не хотел остаться.
— Но ведь ты сама сказала, что Аксель…
— Это не Аксель. Это было в молодости. Его звали Лео. Я думала, что он принадлежит только мне.
— А он не принадлежал тебе?
— Нет, он принадлежал себе, но я этого не понимала.
— И растоптала любовь?
— Да.
Карна вздохнула:
— Тебе ничего не оставалось, ведь он не хотел.
В глазах бабушки мелькнул смех. А может, слезы?
— Думаешь, и папа тоже?..
— Надеюсь, что твой папа умнее меня…
— А ты не можешь с ним поговорить?
— Ты его подозреваешь, ты и должна поговорить с ним.
— А ты его не подозреваешь?
— Я никогда его не подозреваю.
— Почему?
— Потому что меня не обижает то, что он делает.
— Разве тебе безразлична Анна?
— Нет, конечно. Но я не могу вмешиваться в их жизнь. Их жизнь принадлежит только им.
— Ты говоришь так, как будто ты чужая и не имеешь к нам отношения.
— Я имею к вам отношение. Ты, Карна, внешне такая хрупкая. Но это не важно, твой внутренний фундамент прочнее горной породы. У меня не так. И когда мой фундамент дает трещину, все обрушивается на самых близких.