Наследство Карны

Вассму Хербьёрг

За всеми действиями наблюдали глаза Педера Олаисена. Спокойные, как ясная погода. И зоркие, как у ястреба.

Что, скажите, могло заставить работника верфи взять на себя такие смешные обязанности? Вилфред дразнил брата, который, по его мнению, занимался бабьей работой и чепухой. Одно дело — поддержать этот бал на правлении местной управы или дать на него деньги, другое — вешать гирлянды и расставлять стулья. Это дело детей и женщин.

Педер соглашался с братом, это избавляло его от необходимости защищаться.

Его отсутствующее: «Да, ты прав, но она попросила…» — было непробиваемо.

Еще в детстве он понял, как следует отвечать Вилфреду. Не отвечать же вообще было нельзя — можно было без предупреждения заработать оплеуху.

Пусть Вилфред утверждал свою правоту, подтрунивая над братом. Но соглашаться с ним тоже было опасно. Это было еще хуже. Педер опускал голову и вздыхал над собственной глупостью. Не заходя, однако, слишком далеко и не смеясь над собой, что могло бы вызвать подозрения. Просто напуская на себя пристыженный вид.

Педера огорчало, что Ханна еще не освоила этот прием. Но он никому не говорил об этом.

Педер тщательно вымылся. Только под ногтями остались черные полоски, выдававшие, каким образом он зарабатывает хлеб насущный. Надел чистую рубашку. Он следил за собой, когда шел исполнять свои обязанности по подготовке бала.

Он набросал рисунок, где что должно стоять: здесь — столы, в другом конце зала — пианино и музыканты. Середина была оставлена для танцев. Столы установят по стенам коридора, чтобы люди могли свободно проходить в зал для танцев.

Согласна ли фру Дина с таким предложением? Дина одобрила Педера и похвалила его рисунок. И гирлянды. Как только он догадался? Это же великолепно!

Анна и Дина пожелали ознакомиться с акустикой помещения. Педер сам принес туда Динину виолончель. Осторожно, но без панического страха, какой вызывала у многих эта большая пузатая скрипка. Ведь она в футляре, думал он. А все, что так надежно упаковано, не боится перемещений.

Педер решил развешивать гирлянды, когда все уйдут. Он не хотел выглядеть глупо, вися под потолком и размахивая руками. Лучше заниматься этим в одиночку.

Он не спешил и раздумывал, как сделать стремянку более устойчивой.

Карна сразу узнала его. Он висел вниз головой на железной балке, проходившей через весь зал. Под самым потолком, ухватившись за нее рукой и ногой.

Пахло осотом, клевером и листьями. Низкое солнце глядело в большие окна, просвечивало сквозь ушные мочки Педера и зажигало огнем его золотистые волосы.

Карна остановилась.

Сбоку на столе стояла высокая стремянка. Неужели он собирается по ней спуститься вниз?

Неожиданно он увидел ее. Словно с небес ударила молния. Синяя. Ярко-синяя!

— Осторожней, фрёкен Карна! Я могу упасть вам на голову! — серьезно сказал он. Голос у него был глубокий и чистый. Слишком чистый для человека, висевшего под потолком на одной руке и ноге.

Карна отпрянула, но не могла отвести глаз.

Педер опустил ногу и повис на руке. Потом ухватился за балку и другой рукой и, перебирая руками, двинулся вдоль балки, пока не оказался над стремянкой. Когда он задел ее, стремянка с грохотом упала со стола.

Карна перестала дышать и растерянно оглянулась по сторонам.

— Будьте добры, поставьте стремянку на стол! — попросил он сверху.

С бьющимся сердцем Карна попыталась поднять тяжелую стремянку. В то же время она следила за ним глазами, опасаясь, что он упадет.

Красными у него были не только мочки ушей. Он весь пылал от напряжения.

Наконец Карна водрузила стремянку на стол, но не отпустила ее.

Ей показалось, что его ноги слишком долго кружили над верхней ступенькой, прежде чем нащупали опору. Пока Педер старался обрести равновесие, чтобы отпустить балку, она подумала, что добром это не кончится.

— Подождите, я сейчас залезу на стол, и вы сможете на меня опереться, — приказала она.

Он повиновался, держась за балку попеременно то одной, то другой рукой, словно давая им отдых.

Карна подвинула еще один стол и залезла на него.

— Давайте вашу руку! — сказала она.

Наконец его пальцы обхватили ее руку. Грубые и горячие. Пока он осторожно искал равновесия, она поддерживала и стремянку, и его руку. Потом он отпустил ее и медленно, ступенька за ступенькой, спустился с лестницы.

Наконец они оба стояли на столах, держась с двух сторон за стремянку.

— Это могло плохо кончиться, — сказала Карна.

— Только не с такой помощницей! Спасибо!

Тот же глубокий голос. Словно говорила гора, а не человек, который только что, как обезьяна, висел на железной балке.

В груди у него что-то переливалось, и только потом звучал голос. Но он как будто не сознавал, что в нем скрыта музыка.

Карна покраснела и вспомнила, что когда-то приняла его за негра. И как только человеку, который был совершенно черным, удалось стать таким белым!

Уголки губ у него, втягиваясь внутрь, образовывали маленькие впадинки. Словно хранили тайну. Короткие светлые волосы упрямо вились от самых корней. И не только потому, что он только что висел вниз головой. Она знала, что такие волосы нельзя распрямить, даже намочив их водой.

Лоб был крутой, как скала. И упрямый. Под светлыми бровями мерцали глаза. Эта картина слилась у нее перед глазами во что-то теплое и синее.

К своему стыду, Карна поняла, что вот-вот заплачет. Это было бы глупо, ведь он все-таки не упал. Но она ничего не могла с собой поделать.