Наследство Карны
Шрифт:
— Я не желаю видеть этого человека!
— А кто желает? Однако придется.
— О чем вы с Ханной говорили?
— Это тебя не касается!
Пока они мерили друг друга взглядом, он услыхал плач Ханны. Словно в узкой расселине журчал невидимый ручеек.
— Слышишь? — спросила Дина и закрыла дверь.
— Я не могу идти за этим чудовищем, — решительно заявил Вениамин.
— Иногда приходится себя пересиливать.
— Зачем он тебе? Он же сумасшедший!
—
Она уперла руки в бока и кивком подтверждала каждое слово.
— Где плод? — спросила она, помолчав.
— Дина! — Его охватило отвращение.
— Где он?
— В цинковом ящике… в сарае.
Тошнота. Он снова почувствовал точный удар Олаисена, направленный ему в пах, — словно железные когти впились в его плоть.
— Я за ним не пойду, — твердо сказал он.
Дина не стала ждать, быстро надела пальто и вышла за дверь.
Прошел час. У Вениамина было достаточно времени, чтобы осознать свою трусость. Он слышал, как жестянщик закрыл мастерскую и ушел обедать, помощник пекаря с грохотом прокатил мимо пустую тележку. Вениамин разогрел молока для Ханны и заставил ее выпить. Но даже не пытался узнать, о чем они говорили с Диной.
Ханна почти не открывала глаз. Жар у нее немного спал, и цвет лица стал лучше.
В нем опять шевельнулось чувство вины. Что, интересно, поняла Дина? Что ей сказала Ханна? Но он ни о чем не стал спрашивать.
Зато заставил Ханну съесть кусочек свежего хлеба. Дышала она с трудом, и ему пришло в голову, что у нее повреждена грудь. Неужели Олаисен бил ее по груди? Вениамин прямо спросил у Ханны об этом, чтобы не мучить ее осмотром. Она отрицательно мотнула головой и показала ему, что ей надо высморкаться. Он наклонился к ней.
— Ханна, что случилось? Почему он снова избил тебя? Ты что-нибудь помнишь?
Она высморкалась в поданную им тряпку. Потом он осторожно обтер ей лицо и, сев на край кровати, ждал ответа.
— Да! — слетело с ее разбитых губ.
— Что?
— Я сказала, что он может убить меня, потому что я люблю тебя…
Наконец они пришли. Дина провела Олаисена в спальню. Откинула занавеску так, чтобы скупой январский свет упал на Ханну.
Олаисен стоял посреди комнаты, там, где она его оставила. Руки у него висели как плети, губы были сжаты. Серое лицо было тщательно выбрито.
— Где Исаак? — донеслось с кровати.
— Исаак в море, — хрипло ответил Олаисен.
— Как он?
— А что с ним может случиться? Ханна, я… — Он не смог продолжать. Лишь беспомощно переводил взгляд с одного на другого.
— Ну? — спросила Дина.
Не дожидаясь ответа, она оглядела спальню. Потом стянула со стола скатерть, повернулась на каблуках и вышла из дома. Через минуту она вернулась с той же скатертью в руках.
— Идите сюда, Олаисен, — миролюбиво позвала она. Он был рад покинуть комнату. Когда они вышли в кабинет, Дина ногой прикрыла дверь и с непроницаемым лицом остановилась перед ним. Потом развернула скатерть.
В комнату из кабинета донесся странный звук, казалось, там кого-то душили. Глаза у Олаисена стали безумными. Потом колени у него подогнулись, и он с грохотом рухнул на пол.
— Вот так, — сказала Дина, однако помогать ему не стала.
Вениамин слышал шум падения, но не шелохнулся. Он стоял у кровати и с ложечки поил Ханну водой. Неужели Дине удалось сбить с ног этого великана, подумал он.
Он открыл дверь и увидел Олаисена на полу.
— Вениамин, помоги ему… — шепнула Ханна.
Он подошел к Олаисену, преодолевая тошноту, вызванную одной близостью этого человека. Расстегнул на нем ворот рубашки, послушал сердце, дыхание…
— Обыкновенный обморок, — сказал он, обернувшись к кровати, и шире расстегнул ворот. Тут он и увидел следы от молотка для отбивания мяса — они, точно ожог, горели на шее и у корней волос. Вениамин успел забыть об этом.
В двух местах на голове вздулись бугры, но ран не было. Значит, молоток для мяса у них деревянный, с горечью подумал он.
Дина бросила взгляд на Олаисена и равнодушно сказала:
— За мной новая скатерть, Вениамин. — И прошла к Ханне: — Мне хочется кофе, а тебе?
Словно в тумане Вениамин слышал, как она гремит конфорками, разжигая плиту. Потом она открыла окно и впустила свежий воздух. Она стояла, откинувшись назад, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
— Господи, как хорошо все-таки пахнет море! — вздохнула она и, отвернувшись от окна, подошла к лежавшему на полу Олаисену.
Вениамин, стоя у конторки, наблюдал за ними словно со стороны и думал, что порой действительность становится неправдоподобной.
Наклонившись, Дина смотрела на Олаисена. Без гнева или презрения, как можно было ожидать. Скорее, с неподдельным интересом.
— Надо найти женщину, которая вела бы у вас хозяйство. Служанке одной не управиться. И кто-то должен заботиться о малыше, пока Ханна больна, — сказала она Олаисену, словно обращалась к глухому.
Он пришел в себя и пытался вернуть себе былое достоинство.