Наследство Карны
Шрифт:
— Вы со мной согласны, Вилфред?
— Помогите ему! — с неожиданной силой сказала Ханна.
Словно лунатик, Вениамин взял подушку и подсунул Олаисену под голову.
Наконец Олаисен встал с пола, вошел в спальню и сел к столу. Через некоторое время он даже выпил кофе. Вениамин, чтобы не видеть его, ушел под каким-то предлогом.
Но вскоре вернулся. Его что-то влекло сюда. Ханна? Или ему было любопытно увидеть следующий ход Дины?
Олаисен собачьими глазами следил за Диной. Словно раз и навсегда внушил себе: в делах нельзя показывать свои обиды.
— Ревность опасна, — говорила Дина, наливая всем кофе. — Под ее давлением человек теряет рассудок.
Вениамин был не в силах вникнуть в ее слова или объяснить ей, что Ханне не выпить целой чашки. Но Олаисен несколько раз кивнул, соглашаясь с Диной. Потом он встал, подошел к кровати, опустился на колени и прижался головой к груди Ханны.
«Сейчас я его убью, — подумал Вениамин. — Только чем?» Он почувствовал на плече руку Дины. Через минуту они были уже в кабинете, плотно закрыв дверь в спальню.
Дина захватила с собой чашку с кофе. Она пила кофе с блюдца, вытянув губы трубочкой. Глаза следили за Вениамином.
— Нельзя оставлять с ним Ханну! — Вениамин хотел вернуться в спальню.
Дина отставила блюдце и загородила ему дорогу.
— Я думаю, ты уже сделал и то, что следовало, и то, чего не следовало.
— Разве ты не понимаешь, что он опасен?
— Я объяснила этому местному благодетелю, что, если он еще раз тронет Ханну хотя бы пальцем, я изыму из дела свой капитал и разорю его.
— Ты думаешь, это его испугает?
— Посмотрим.
— А Ханна? Если он тем временем убьет ее?
— Ханне тоже придется подумать о том, что она приобретет и что потеряет. Она уже много потеряла. Вы с ней тоже не ангелы. Правда?
Он сбоку глянул на нее, хотел ответить резкостью, но промолчал. У него не было сил для такого разговора, пока за стеной сидел Олаисен.
Олаисен вышел из спальни с просветленным лицом. Глядя на него, невозможно было поверить, что этой ночью он чуть не убил Ханну. Честные, грустные глаза не мигая смотрели на Дину и Вениамина. Светлые волосы мягко падали на высокий выпуклый лоб. Прямой крупный нос. Чувственные губы под аккуратно подстриженными усами.
Он подошел к Дине и обнял ее. Поблагодарил. Протянул руку Вениамину, чтобы поблагодарить и его, но Вениамин отпрянул к двери.
Олаисен не отступил. Просил прощения. Он должен загладить свою вину, иначе его жизнь будет разбита. Он благодарен Вениамину, что тот оказал Ханне помощь, когда она пришла к нему. Готов стать на колени. Он не хотел… Был в беспамятстве. Сам не понимает, как он мог… Но если доктору Грёнэльву знакомо чувство отчаяния, он протянет ему руку…
Дина стояла посреди комнаты. Вениамин чувствовал на себе ее взгляд. Она наблюдала за ним. А Ханна, там, в кровати? Чего хочет она? Что для нее лучше? И он сам… Анна! Анна опять скользнула мимо, но он не мог истолковать выражения ее лица. Зато вспомнил, что должен был вчера предупредить ее, из-за чего не сможет приехать домой. И, еще не веря себе, что он все-таки принял протянутую ему руку, Вениамин подумал: а ведь Анна боится меня.
Мысль об Анне напомнила ему о практической стороне дела.
— Олаисен, нам надо обсудить, что я напишу в отчете ленсману и в комитет по здоровью, — сказал он через силу.
В глазах Олаисена стояли слезы. Глядя куда-то в пустоту, он сел к столу на место для пациентов.
— Я думал, это необязательно.
— Вчера я принял преждевременные роды. Если я не сообщу об этом, я нарушу закон.
— Что ты напишешь?
— Что Ханна Олаисен была избита, ее били руками и ногами. Я должен подробно описать все кровоподтеки и раны, где они находятся, их количество и оказанную ей медицинскую помощь. Кроме того, я должен описать преждевременные роды и плод. И решить, были ли роды вызваны непосредственно побоями или шоком от избиения. И еще я должен попросить окружного врача сделать вскрытие плода, чтобы определить, не пострадал ли он от побоев, находясь в утробе матери.
— А ты сам не можешь сделать вскрытие? — тихо спросил Олаисен.
Вениамину показалось, что он ослышался.
— Нет, — ответил он.
— Почему? Потому что это твой ребенок?
Вениамин сжал кулаки.
Дина, словно большая тень, встала между ними.
— Я буду присутствовать при вскрытии. Ради Ханны. Если это убедит тебя, что отец не я, — с трудом выдавил он.
Вилфред Олаисен беззвучно плакал:
— Ты сообщишь, кто это сделал?
Вениамин почему-то проникся жалостью к этому человеку. Еще минуту назад он не поверил бы, что такое возможно.
— Нет, к счастью, долг меня к этому не обязывает. Но ленсман расспросит Ханну. И если она заявит…
Дина все еще стояла между ними. Она тронула Олаисена за плечо:
— Значит, мы договорились?
Он поднял на нее глаза, смущенно, но с явным облегчением, и протянул: «Да-а».
Вениамин чувствовал дурноту. Как Дина может?
— И о чем же мы договорились?
— О том, что Ханна поживет у вас, пока не поправится…
— А еще?
— А еще я больше никогда не подниму на нее руку! — воскликнул он, закрыв руками лицо.
Вениамин отвернулся и ушел в приемную. Сел на один из трех стоявших там стульев. Напомнил себе, что с пола в приемной еще не смыта кровь.
Когда Олаисен ушел за санями и лошадью, чтобы перевезти Ханну, из сарая вышел Исаак. С большим трудом из него удалось вытянуть, что он хочет увидеть Ханну, а потом уехать с Вениамином в Рейнснес. И больше ни слова.
Но, пробыв с Ханной несколько минут, он вышел и сказал как взрослый:
— Я его убью!
— Сначала это надо серьезно обдумать, — без тени улыбки сказала Дина.
— Но ведь он это заслужил! — Исаак всхлипнул.
— Конечно заслужил! Но ты слишком хорош для такого грязного дела. По-моему, тебе лучше уехать на время в Рейнснес и помочь там с забоем скота. Ты ведь знаешь — Стине с Фомой скоро уедут в Америку, и потому часть овец придется забить. На всех корму до весны не хватит.