Научное наследие Женевской лингвистической школы
Шрифт:
Мысль, считает Балли, может быть выражена не только логически и аналитически в форме эксплицитного высказывания, но, как часто это бывает, и синтетически. Например, приказание покинуть комнату может быть выражено следующим образом в порядке постепенного удаления от эксплицитной к имплицитной форме: 1. Je veux que vous sortiez ; 2. Je vous ordonne de sortir ; 3. Il faut que vous sortiez ; 4. Vous devez sortir ; 5. Sortez! 6. A la porte! 7. Ouste! 8. Жест и мимика; 9. Нарушитель спокойствия изгоняется из комнаты. Недостаточность выражения восполняется с помощью неартикулируемых знаков, среди которых Балли выделяет междометия,
Ситуацию, по мнению Балли, не следует понимать слишком узко, как только актуальное проявление «вещи, существа, движения, события, воспринимаемых нашими чувствами в момент, когда мы говорим». Ведь, отмечает Балли, «то, что мы называем ситуацией, имеет более широкое значение: здесь налицо не только элементы, воспринимаемые чувствами в процессе речи, но и все известные собеседникам обстоятельства, которые могут послужить мотивом для их разговора» [Балли 1955: 52]. Этому замечанию Балли совсем не противоречит и следующее его утверждение о том, что «ситуация дает знаки, которые всегда носят отпечаток действительности: все они актуальны» [Там же: 53]. Балли проводит различие между ситуациями, интонациями и жестами. В отличие от ситуации, «интонационная кривая, жест, восклицание и т. д. существуют у говорящих субъектов в форме отпечатков в памяти, в скрытом состоянии, и начинают функционировать только в речи» [Там же].
Таким образом, Балли рассматривал неязыковые средства в речевой коммуникации как функциональные компоненты вербального акта.
Теорию актуализации Балли, справедливо отмечает Ч. Сегре, можно рассматривать как творческое развитие намеченной Соссюром «лингвистики речи» [Segre 1963].
Учение Ш. Балли о механизме преобразования языка в речь приобретает актуальность в связи с обращением современной лингвистики к изучению языка в коммуникации. А идеи Балли о разграничении лингвистических знаков относительно сфер языковой деятельности созвучны современной постановке этой проблематики.
В работах С. Карцевского учение об актуализации занимает более скромное место, чем у Ш. Балли. Тем не менее подход к данной проблеме, развивавшийся Карцевским, представляет большой интерес. Так же как и Балли, Карцевский полагал, что знаки языка имеют потенциальную ценность: «Семиологические значимости языка будут непременно иметь виртуальный и, следовательно, общий характер для того, чтобы язык оставался независимым от настроений индивида и от самих индивидов» [Карцевский 1965: 85].
В работе «Система русского глагола» Карцевский определил актуализацию как соотнесение концептуальной единицы с данной реальностью [Karcevsky 1927: 36]. В другой своей работе «О фонологии фразы» Карцевский поясняет, что «речь не идет о реальности в онтологическом смысле этого термина. Единственная реальность, которую знает язык, это реальность говорящего лица с присущим ему видением вещей и отношением к ним в момент речи» [Karcevsky 1931: 191]. Такое определение «реальности» обусловлено социологическим характером лингвистической концепции Женевской школы, согласно которой язык полностью существует только в массе говорящих. Так же как и Балли, Карцевский считал, что актуализации подлежат прежде всего понятия субстанции в силу их абстрактного характера. Понятие процесса актуализируется говорящим с помощью наклонения и времени глагола.
Первый этап актуализации существительных касается установления количественных отношений между индивидуальными представителями одного вида. Например, пять рыб , одна рыба ; третий дом налево . Количественными актуализаторами являются числительные. Количественная актуализация является недостаточной и должна быть дополнена прономинальной актуализацией [32] . К прономинальным актуализаторам Карцевский относил не только местоимения, но также артикли и глагол «быть». «В каждой части речи, – писал Карцевский, – есть местоименные слова. Ввиду своих внутренних особенностей слова эти и склоняются и спрягаются (глагол “быть”) [33] не так, как полнозначные слова» [Карцевский 1928а: 41]. В статье «Еще раз к вопросу об учебниках А. М. Пешковского» Карцевский поясняет, почему он относит глагол «быть» к актуализаторам: «Глагол личный может выполнять выраженное значение наклонения и времени implicite, а другие части речи explicite, т. е. главным образом при помощи местоименного слова “быть”» [Карцевский 1928б: 36].
Актуализация может быть имплицитной. В таком случае в роли актуализаторов выступает ситуация либо контекст. Например, когда говорят
Такое понимание актуализации, как об этом впоследствии писал сам Карцевский, близко идеям Балли, которые последний развивал в статье «Мысль и язык» [Karcevsky 1931: 190 – 191].
Наибольший интерес представляет получившее развитие в последующих работах Карцевского его учение о фразе как актуализованной единице коммуникации. Выделение Карцевским фразы как единицы общения связано с его пониманием структурной организации языка как «семиологического механизма». «Язык, – писал Карцевский, – в “Системе русского глагола”, – представляет собой семиологическую систему, в которой каждая единица образуется пересечением отношений...» [Karcevsky 1927: 13]. Карцевский выделял в языке четыре семиологических плана: лексикологический, синтаксический (синтагматический), морфологический и фонологический [34] . Внутри каждого плана он устанавливает определенные дифференциации. Используя термин «вхождение» (emboîtement) Сеше [35] , Карцевский писал, что лексикологический план «накладывается» на все другие планы языка и все их «вмещает» в себя. Чем выше план, тем отношения между знаками носят более общий характер, другими словами, языковой знак по-разному представлен в каждом плане. Независимо от того, к какому плану принадлежит знак, он всегда остается двусторонней единицей [36] .
Рассмотрение оригинальной концепции структурной организации языка Карцевского удобнее начать с синтаксического или синтагматического плана. Синтаксический план расположен между морфологическим и лексическим планами. Со стороны морфологического плана он характеризуется синтагматическими отношениями (отношение между определяющим и определяемым). Отношения определяющего T к определяемому T1 бывает трех родов: а) согласование, когда формальные отношения T1 отражают, повторяют некоторые формальные значения Т , например, в синтагме [37] «маленький мальчик» «маленький» согласуется с «мальчик» в числе, роде и падеже, заключенных в слове «мальчик»; б) управление: падеж Т1 зависит от того Т , к которому оно относится, но не согласуется ни с чем. Например: «Письмо написано отцом»; в) примыкание: Т1 не согласуется и не управляется, но своим вещественным значением тяготеет к Т . Например: «Мы хорошо погуляли». Карцевский особо отмечает, что синтагматические отношения могут быть предикативными.
Со стороны лексикологического плана синтаксический (синтагматический) план характеризуется несинтагматическими отношениями, которые сводятся к трем главным типам: 1) сочинение, 2) подчинение, 3) внесение. В первом типе части осознаются равноценными, потому что они являются определяемыми при одном общем определяющем (например: «Коля, Шура, Миша и Петя пошли гулять») или являются определяющими к одному и тому же определяемому (например: «Построили дом, каменный, в пять этажей, с лифтом и электричеством»). Или, наконец, потому, что части просто противополагаются одна другой (например: «Коля играет, а Шура учится»). Во втором типе части сознаются неравноценными: одна является главной, другая подчиненной (например: «Он пишет, чтобы условиться»). В третьем это разнородность: в фразу вкраплена, внесена часть, органически с ней не связанная (например: «Приехавши домой, Верентьев не раздевался, и часа два спустя, заря только что начинала заниматься на небе , его уже не было дома» (Тургенев. «Затишье»).
Со стороны синтагматического плана лексикологический план характеризуется отношениями: симметрии и тождества (эквиполентные отношения) и асимметрии и градации (неэквиполентные отношения). Этим отношениям соответствуют четыре структурных типа интонации:
1. интонация симметрии – при раздвоении фразы, когда ее вторая часть является отражением первой в плане противопоставления, например: «Пойдет дождь / пойдем гулять»;
2. интонация тождественности – при перечислении, когда «все члены ряда в точности воспроизводят интонацию первого члена» [Karcevsky 1931: 215], например: «Мелькают мимо | будки | бабы | мальчишки | лавки | фонари | дворцы...»;