Наваждение
Шрифт:
— Мне, никчемному, ни на что не годному, такие дорогие напитки пить не положено!
Кате стало неловко: получилось, будто она его попрекнула. И в самом деле, ведь так и есть: пожалела для него целебного бальзама, а ему сейчас так нужно укрепить здоровье и расшатанные нервы! Стерва она после этого, последняя жмотина.
— Да пей, Димочка, пей! Ничего, я как-нибудь рассчитаюсь. Ну пожалуйста, глотни хоть немножко!
— Ха-ха, намекаешь, что мне пора повышать потенцию? Бесполезные усилия, милая. Ты на себя погляди: на такую селедку, как ты, ни у одного нормального мужика не встанет. Хоть ведро женьшеня выглуши!
Катя помертвела.
А он как будто наслаждался ее шоковым состоянием. Медленно-медленно, пристально наблюдая за ее реакцией, поднял болванчика и с силой швырнул об пол. «Изысканный кувшинчик» разлетелся на мелкие осколки.
Резкий запах спирта расползался по квартире и вскоре выманил из соседней комнаты падкую до выпивки квартирную хозяйку, бабку Фросю.
— Чую — пахнет чегой-то у вас, — хитро повела она носом. — Пойду, думаю, проверю: не горит ли чего?
— Горит! — сказал Дмитрий. — Душа! Заходите, бабушка, составьте мне компанию, будем заливать пожар вместе.
С этими словами он извлек из Катиной сумки второго болвана и резким движением отвернул ему голову-пробку.
Екатерина в панике схватила уцелевший товар и кинулась за дверь. Дважды по пятьдесят одной тысяче — это уже целых сто две. Надо постараться во что бы то ни стало продать оставшееся, хоть уже близится ночь.
Но ведь это все равно не покроет долга. Может, пойти на жульничество и завысить цену? Нехорошо как-то…
А впрочем, какая разница, хорошо или плохо. Главное — в ее жизни все так плохо, что хуже и не бывает… Дима ее не любит больше!
На маленьких улочках уже было довольно безлюдно, покупателей искать бесполезно, и Катя наугад двинулась туда, где чаще слышался звук проезжающих машин, а значит, движение еще оставалось оживленным.
Вышла со своей громоздкой сумкой на Тверскую. Да, здесь еще гуляло много народу. В основном — такие же молоденькие девушки, как она, только гораздо более нарядные. Они, похоже, никуда не торопились: держась стайками, курили, ели мороженое или просто весело болтали.
«Сразу видно — москвички, — подумала она. — У нас в Рыбинске выходят вечерами погулять к Волге, а здесь, значит, на Тверскую. Да-да, я слышала: это центральная магистраль Москвы, и раньше она называлась улицей Горького».
Время от времени к щебечущим красавицам подъезжал автомобиль, и одна или две девушки исчезали за его дверцами.
Катя смотрела на своих сверстниц не без зависти: везет же некоторым, у них с личной жизнью все в порядке, вот приезжают их любимые мужчины и заботливо отвозят домой…
Внезапно и рядом с ней остановилась такая же роскошная иномарка.
— Ага, новенькая! — раздались мужские голоса из салона. — Да забавная какая! Видать, у нее специализация особая. Эй, красавица! Что у тебя в сумке?
Катя вспомнила о своих обязанностях менеджера.
— У нашей фирмы для вас сюрприз! — бойко произнесла она затверженный текст. И, боясь, что ее монолог в полном объеме, как обычно, не дослушают, выпалила самую суть, учитывая, что перед нею мужчины: — Это повысит вашу потенцию!
— Ого! Кайф! Мы обожаем сюрпризы, правда? Особенно такого сорта.
Из окошка машины высунулось лицо, наполовину прикрытое, несмотря на ночь, темными очками:
— Эй! Нам вот эту, с сюрпризом!.. Да где ж этого сутенеришку черти носят?
Откуда ни возьмись, к Кате подбежал худой и вертлявый молодой человек:
— Ты кто такая? Решила, значит, сниматься сепаратно, в обход меня? Ловкачка.
— Сниматься? — недоумевающе переспросила Катя. — В кино? Извините, я не знала, что тут съемки идут, думала — так просто, гуляют все.
— Ты откуда взялась, целка безголовая? С Луны свалилась?
— С Волги я. Из Рыбинска.
Из иномарки поторопили:
— Ну! Чего там телитесь? Она что, дороже других? Обученная? Так называй таксу, не тяни, за нами не заржавеет.
Вертлявый прошипел над Катиным ухом:
— Руки в ноги — и мотай отсюда, поняла? А то и тебе не поздоровится, и мне заодно.
А из автомобиля уже лениво вылезли двое.
— Есть маза, нам тут яйца морочат, — растягивая слова, угрожающе проговорил первый, снял черные очки и аккуратно положил на крышу автомобиля.
— Прикинь! — Второй пожал мощными татуированными плечами, выступающими из надетой на голое тело джинсовой жилетки.
— Когда нам что-то не дают, мы берем сами, — философски изрек первый.
— Когда нам что-то не продают, мы берем даром, — поддержал второй.
Вертлявый пропищал:
— Предупредил же тебя, дебилка! — и боязливо отскочил в сторону, а те двое вплотную подступили к Кате, беря ее с обеих сторон под локти и подталкивая к машине, пока еще довольно деликатно.
— Что, зачем? — с запозданием перепугалась она. — Куда вы меня хотите везти?
— Повышать нашу потенцию, — сладким тоном, не предвещавшим тем не менее ничего хорошего, ответил ей первый. — Ты нам сама пообещала!
— Тебя ждет субботник, — облизнулся второй. — Коммунистический! Ударный труд, стахановские нормы.
Он замычал с вожделением и ткнул волосатую ручищу прямо ей в пах:
— Как обстоят дела с шахтой? Глубина забоя нормальная?
Катя зажала рот ладонью, чтобы ее не вырвало. До нее только сейчас начало доходить, что ее приняли за проститутку и что ночная Тверская — вовсе не место для невинных гуляний на свежем воздухе.
— Я не собираюсь никуда с вами ехать, — с трудом преодолев рвотный спазм, громко выкрикнула она, пытаясь вырваться.