Наваждение
Шрифт:
Испугался хан, поняв, что Святая Заступница христиан сама возглавила их войско. А со страху да спросонья померещилось ему, что крестный ход с иконой и хоругвями и есть то самое войско…
В спешке, в панике бежали татары от стен Москвы, не решившись на битву…
Я видела это как наяву, видела перекошенные страхом узкоглазые лица, слышала ржание и хрипы коней, шум и мольбы, нестройный хор поющих «Осанну» голосов, чуяла запах пота и дыма…
И я видела впереди длинной людской процессии молодую красивую женщину в белом платье с голубым пояском. Длинные золотистые волосы были распущены вдоль спины…
Я спросила ее:
— Кто ты?
И она рекла мне:
— Мария…»
Брат Кирилл закрыл самиздатовскую книгу в дешевенькой бумажной обложке и посмотрел на Катю.
Она сидела на стуле неестественно прямо, прикрыв глаза и подняв лицо вверх.
Руки лежали на коленях ладонями вверх, а пальцы слегка шевелились, словно она перебирала ими некие невидимые, опущенные с высоты нити…
Собрание проходило в помещении детского сада и было немногочисленным. Странно и неуклюже смотрелись великовозрастные дядьки и тетки, расположившиеся на низеньких детских стульчиках, в окружении стеллажей с игрушками, к которым был прислонен все тот же портрет Девы в белом.
— Она в трансе, — тихо сказал собравшимся брат Кирилл. — Просите мысленно Заступницу сейчас о самом сокровенном, Катя донесет через себя к Ней ваши мольбы.
Его паства послушно опустилась на колени и согнулась в земном поклоне, упираясь лбами в пол.
«…Я здесь, в двадцатом веке, я вернулась. Я прошла сквозь толщу времен.
Я вижу молящихся людей, слышу их мысли, обращенные ко мне. Вернее, через меня к Ней. К той, что смотрит с золотистого холста…
И сейчас я верю, что Она может исполнить все просьбы.
Моим ладоням горячо, словно на них светит мощная лампа-солюкс. От них по всему телу разливается тепло…
На мне тоже длинное белое платье, как у Нее… Я мысленно вторю десяткам отдающихся во мне молитв, присоединяя к ним свою:
— Аве, Мария…
И мне кажется, что это уже было со мной раньше…
Да… Я надевала длинное белое платье… потому что Димка испортил мою блузку. Свадебное платье его матушки…
И неимоверно пышное свадебное платье моей сестры Лиды, переделанное для выпускного бала…
Как часто я, оказывается, носила белое…
— Аве, Мария! — пела я тоненьким голоском со сцены, а на меня, так же как сейчас, смотрели десятки глаз…
Все повторяется… Просто теперь понятно, что все, что с нами происходит, не случайно…
— …Это такое странное чувство… Как будто родство со всем миром, и с космосом… со всей Вселенной…»
Брат Кирилл ласково погладил Катину руку:
— Тебе страшно, девочка? Ничего, ты привыкнешь…
— Мне не страшно, а странно, — поправила она. — Кажется, что кто-то смотрит на меня и знает наперед все, что я скажу или сделаю…
— Это Божья Матерь.
— Но я ведь не верила в Бога.
— Ты сама не сознавала, что верила, — поправил брат Кирилл.
Они вели душевную, неспешную беседу, удобно расположившись в мягких креслах у горящего камина.
А за окном моросил холодный нудный дождь — это вступала в свои права осень.
Остаток лета промелькнул незаметно. Да и вообще жизнь протекала как бы помимо Кати, словно она не принимала в ней участия…
Ее все больше затягивали философские беседы с братом Кириллом и совместные радения, когда молящиеся сливались в общем экстазе, а сама она впадала в некое подобие транса.
Это было незабываемое ощущение.
Нет, она не перестала любить Диму. Наоборот, любовь ее стала более светлой и зрелой, потому что вместе с ним Катя любила теперь весь мир. И этому счастливому чувству научил ее брат Кирилл.
Катино сердце переполняла благодарность. Кирилл так изменил ее жизнь!
Вот если бы они всегда только беседовали на возвышенные темы и не надо было периодически ложиться с ним в постель, терпеть его ласки…
Катя больше не боялась его, ей даже казалось порой, что она отдает ему кусочек той любви, что по праву принадлежала Диме.
Рядом с Кириллом она словно распрямилась и осмелела, стала раскованнее в поступках и смелее в суждениях. Впервые в жизни Катя была не в «серединочке», а в центре внимания.
Только немного смущали его слова…
— Ты моя богиня, — говорил ей Кирилл. — Ты центр мироздания. Ты камертон небесных сфер…
Удивительно, что он в ней нашел? Она ведь такая обычная, заурядная, никакими талантами не блещет…
— У тебя высший талант, — поправлял ее Кирилл. — Ты чувствуешь вибрацию иного мира, у тебя богатая интуиция.
— Скажи, а ты сам видел Деву?
Брат Кирилл напустил на себя таинственный вид и важно изрек:
— Она является мне и напутствует в моих начинаниях, дает разъяснения и открывает будущее. И кстати, я сумел истолковать небесные знаки, которые Дева Мария начертала в небе над Соловецким монастырем. Только это большая тайна, Катенька…
— Я никому не скажу, — благоговейно шепнула она. — Я буду нема как рыба…
Брат Кирилл оглянулся по сторонам и понизил голос:
— 19 июля 1999 года наступит конец света…
Катя ахнула.
— Не бойся, — успокоил он. — Избранные спасутся, Дева обещала мне…
— А кто станет избранным?
— Наше Братство… Но при условии, что все будут исполнять мою волю, как Ее.
— Выходит, ты решаешь, кто спасется? — уточнила Катя.
Кирилл усмехнулся:
— Выходит, я… Но только потому, что Пречистая избрала меня для этой миссии, — торопливо добавил он, заметив, что тень недоумения легла на Катино лицо.
Робкая, совсем юная девчонка лет пятнадцати неслышно вошла в каминный зал и опустилась на колени.