Навсегда
Шрифт:
Стефани последовала за креслом к раскрытой французской двери. Заза остановилась у двери.
— Да, как всегда, прекрасна. — На лице ее появилась озабоченность. — Но по-моему, ты выглядишь немного бледнее обычного.
Стефани удивилась, что Заза заметила в ней эту перемену.
— Честно говоря, я еще не успела воспользоваться преимуществами здешнего климата и насладиться солнцем.
— Тогда тебе надо научиться правильно распоряжаться своим временем! Мне придется поговорить об этом с Эдуардо: видимо, он чересчур
Стефани улыбнулась.
— Не волнуйтесь. У меня впереди еще много времени.
— Ах! — с тоской вздохнула Заза. — Снова стать молодой! Чтобы будущее простиралось перед тобой! Честное слово, стареть — это позор, позор! — Голос ее понизился до шепота. — Но есть вещи и похуже. — Она опять вздохнула. — Значительно хуже.
— Да? Что именно?
— Как что? Не стареть, разумеется! — ответила Заза, расширив свои выцветшие, водянистые глаза. — Остановить время! Заставить его стоять на месте! Что может быть хуже этого!
7 Ильха-да-Борболета, Бразилия
Стефани все еще раздумывала над словами Зазы, когда в комнату вошла Джоана, неся поднос с затейливым серебряным чайным прибором. Теперь на ней была уже не пурпурная, а черная шаль, вышитая тамбуром, скрепленная на груди серебряной брошью. Поставив на стол поднос, она приветливо улыбнулась Стефани и Зазе.
— Вот и чай! Налить вам? Заза махнула рукой.
— Мы вполне в состоянии сделать это сами, — отрезала она.
Джоана, еще раз улыбнувшись, вышла.
— Вот видишь! — Заза взглянула в глаза Стефани. — Что я тебе говорила? Не знаю, почему люди думают, что человек, прикованный к креслу, абсолютно беспомощен во всех отношениях!
Заза подъехала к столу, Стефани последовала за ней.
— Садись туда, на этот стул, — скомандовала Заза, указывая на желтое кресло. — На диване слишком неудобно, а кресло легко подвинуть. А теперь давай, разливай чай.
Стефани обратила внимание, что на подносе был не столько чай, сколько еда: маленькие бутербродики, печенье, кусочки торта, пирожные. Китайская посуда — чашки, блюдца, тарелки — были хрупкими, как яичная скорлупа. Чистое серебро чайника, казалось, весило тонну.
Попивая чай, они продолжали болтать. Через некоторое время Заза заметила:
— Здесь слишком тихо. Почему бы нам не включить музыку? Проигрыватель вон там, на полке.
Поставив чашку на стол, Стефани направилась к лазерному проигрывателю. Полка под ним была заставлена лазерными дисками, но Стефани заметила за проигрывателем стопку прозрачных пластиковых коробок. Торопливо просмотрев их содержимое, она испытала шок. «Шнайдер в Париже», «Сольный концерт Шнайдер I», «Арии из опер в исполнении Лили Шнайдер»…
«Если
— Заза! — крикнула она через комнату. — Я не знаю, что выбрать. Что бы вы хотели послушать?
— Что угодно, дорогая. Это не имеет никакого значения.
Разложив веером диски Лили, Стефани сказала:
— Эне-бене-раба…
Она вытащила четвертый диск: «Арии из опер», повозилась с кнопками, и из динамиков понеслись аккорды фортепиано, настолько богатые и яркие, что трудно было поверить, что это запись, а не живое исполнение. А затем послышался голос, этот ни с чем не сравнимый божественный голос, который мог принадлежать только одному человеку…
— Нет! — крикнула Заза. — Нет! Нет! Нет! Выключи немедленно! Ради Бога, поставь что-нибудь другое!
Озадаченная столь неожиданной реакцией, Стефани сняла диск с проигрывателя.
— Что же поставить?
— Может быть, Брамса? Я люблю Брамса.
«Тогда почему вы сразу об этом мне не сказали, —чуть было не спросила вслух Стефани, но вовремя подавила свое раздражение. — Меня задела вовсе не Заза. Скорее, эти диски — полное собрание Лили Шнайдер».
— Сейчас будет Брамс, — нарочито бодро крикнула она.
Наклонившись, она стала просматривать диски, расставленные в алфавитном порядке на полке. «Хорошо, — подумала она про себя. — Хорошо?»
Она подняла голову.
— Заза! Здесь около пятидесяти дисков Брамса!
Заза протянула руку.
— Подойди ко мне, дорогая.
— Да? — спросила Стефани, подходя к старушке и наклоняясь к ней.
Взяв гладкую нежную руку Стефани своими искривленными, сухими пальцами, Заза притянула Стефани поближе к себе.
— Слушай, дорогая, — прошептала она. Руки ее все крепче сжимали руку Стефани. — И слушай очень-очень внимательно.
Выражение лица старушки резко изменилось. Исчезла водянистая сладость в глазах. Теперь в них светилось странное дикое возбуждение, похожее на триумф.
Перемена была настолько ошеломительной, что Стефани почувствовала, как ее пробирает ошеломляющая внутренняя дрожь. Но не только. Она ощутила страх. Настоящий страх. Она инстинктивно отступила назад, но пальцы Зазы, как тиски, удерживали ее руку.
— Не надо бояться! Я никогда не сделаю тебе плохого! Никогда!
— Конечно, я знаю! — Неестественно высокий голос Стефани показался фальшивым даже ей самой.
Заза продолжала:
— Единственное, чего я хочу, — чтобы ты выслушала меня.
И опять Стефани почувствовала, как Заза притягивает ее к себе все ближе, так, что она уже ощущала ее дыхание на своей щеке.
Как учительница, интонацией подчеркивающая самое главное в своем объяснении, Заза очень медленно произнесла: