Найти мужа за один день
Шрифт:
— Спасибо. Я ухожу. — Фейт улыбнулась, затем взяла сумочку и направилась к двери.
Кэрри осталась, чтобы закончить все дела. Она повесила на дверь табличку «Закрыто», затем направилась к кассе, собираясь подсчитать выручку за минувший день. Она как раз распечатала чек, когда над дверью звякнул колокольчик.
— Мы закрыты, — сказала Кэрри, не поднимая глаз.
— Я хотел бы поговорить с тобой, — произнес Даниэль.
— Привет. — Она широко улыбнулась, потом нахмурилась. — Что случилось?
Он провел пальцами по волосам:
— Я подумал, что тебе лучше не давать интервью.
— Почему?
— Не
Она сделала шаг в его сторону, встревожившись:
— О чем ты говоришь? Вернее, что ты скрываешь?
— Ничего. Просто… — Он вздохнул. — Просто откажись. Не хочу видеть, как ты в конце концов смутишься.
Кэрри преодолела расстояние между ними за несколько шагов. Упав в его объятия, она сразу же забыла обо всех волнениях. Даниэль пришел, потому что беспокоится за нее. Она ему небезразлична.
— Мне очень повезло, что интервью у меня будет брать такой способный репортер, — произнесла она.
Даниэль замер, услышав ее слова, а затем резко отстранился.
— Не знаю, можно ли меня называть способным. Сейчас я точно не пользуюсь большим спросом, — тихо и печально произнес он, в его тоне чувствовалась уязвимость.
— Даниэль, ты отличный журналист. Я видела несколько твоих работ и думаю, ты придумал прекрасный план. Так о чем ты волнуешься?
Тикали часы, висевшие на стене. Свет от фар проезжавших машин танцевал на винных бутылках, отбрасывая маленькие мерцающие искры на деревянный пол. Наступило долгое молчание. Когда Даниэль наконец заговорил, его голос был мягким, как свет звезд.
— После смерти жены я словно потерялся. Я опаздывал на работу, пропускал интервью, забывал о заданиях. Но настоящий конец моей карьере пришел во время одного прямого эфира. — Он помолчал, потом продолжил: — Это был день рождения Сары. После ее смерти прошло всего пять месяцев, и тот день выдался тяжелым, особенно для Аннабель. Она плакала все утро и умоляла меня не ходить на работу, спрашивала, где мама. Для меня это стало последней каплей. Напряжение последних нескольких месяцев, озабоченность и все мои попытки пробиться к дочери, волнения по поводу заданий — все это меня доконало. Я не понимал, что делаю. — Он язвительно хмыкнул.
— Что случилось? — спросила Кэрри, хотя уже знала ответ. Она чувствовала, что Даниэлю необходимо выговориться.
— Сначала я нормально вел прямой эфир. В какой-то момент нужно было давать сюжет о солдатах, возвращающихся домой с войны. Мы постоянно включали подобные вырезки в программу. Черт побери, я даже брал интервью у нескольких семей военных на протяжении многих лет. Но в тот день у меня сдали нервы. Я не смог смотреть на счастливое воссоединение, слезы и объятия детей с отцом и жены с мужем. Я сорвался на полуслове, на середине новости. — Он поднял руку, прежде чем Кэрри смогла прервать его. — Но хуже всего: когда режиссер приказал переключить камеру на другого репортера, я разозлился. Эмоции, которые я сдерживал все эти месяцы, вырвались наружу и… Я устроил истерику в прямом эфире. Я швырнул сценарий на пол, наорал на парня, рассказывающего о погоде, и выскочил из студии. В прямом эфире! Моя карьера была кончена. Меня продержали
— Я знаю. Я видела видео. — Кэрри по-доброму ему улыбнулась. — Я собирала о тебе информацию, помнишь?
— Ты… Ты видела?
Она кивнула:
— Возможно, это был не лучший твой эфир, но все, кто был в курсе, что тебе пришлось пережить, тебя поняли. И я понимаю.
— Но…
— Ты боролся, у тебя просто сдали нервы. Я знаю, каково это — жить под гнетом постоянного наблюдения, и могу только благодарить Бога за то, что мне удавалось сдержаться.
— Все это очень грустно. — На лице Даниэля появилась слабая улыбка.
Она сжала его руку:
— Я считаю, тебе потребовалось много мужества, чтобы собраться с силами и вернуться на телевидение.
Даниэль резко вздохнул:
— Не уверен. Мне просто требовалась работа.
— Да, но такую ли работу ты хотел получить? Тебе ведь не очень нравится заниматься развлекательным шоу. Почему ты до сих пор это делаешь?
Кэрри постоянно задавалась вопросом, счастлив ли Даниэль. Посмотрев его видеорепортажи в Интернете, она поняла, чего ему не хватает. В его глазах не было страстности. Даниэль еще не нашел работу по душе.
— Мне нужно обеспечивать дочь, — сказал он. — Я репортер в третьем поколении. И еще…
— Тебе страшно не оправдать чьих-то надежд. — Кэрри положила руку ему на плечо. — Я знаю, потому что сама через это прошла.
— Все не так просто, Кэрри. Ты не понимаешь. Я должен заботиться об Аннабель и не могу просто взять и уйти с телевидения. Работа в этом шоу — возможность восстановить мою карьеру.
— Разве не карьера отдаляет тебя от дочери?
Он пожал плечами:
— Я больше ничего не умею.
— Не говори глупости. Ты прекрасно справишься с чем-то другим, — сказала она.
— Я могу заниматься только журналистикой. А теперь я устроился здесь, Аннабель под присмотром…
— Но ведь Грета не живет с вами постоянно?
— Я делаю все от меня зависящее, Кэрри. Ты не представляешь, как мне бывает нелегко.
— Ты оправдываешь то, что на самом деле не может быть оправдано. — Посмотрев в его лицо, она осознала горькую истину. — Получается, работа для тебя важнее Аннабель? Важнее меня?
— Нет. Ну да. Но не так, как ты думаешь.
Кэрри хотела ему верить. Но Даниэль ясно дал понять, что будет защищать свою работу любой ценой. Неужели завтрашнее интервью для него всего лишь возможность подняться чуть выше по карьерной лестнице?
Аннабель не желала принимать отказ. Даниэль сидел на краю постели дочери, стараясь уложить ее спать. Он хотел уйти в гостиную, выпить пива и немного пострадать в одиночестве.
Кэрри расстроила его, спросив, что для него важнее: близкие люди или работа. Он подумал о документах, которые намеревался ей показать. Но, увидев ее улыбку, отказался от этой затеи.