Найти то, не знаю что…
Шрифт:
– Адрес галереи у вас есть? Запишите.
– Одну минуту… – тот достал потрепанный блокнот и принялся перелистывать его. Воспользовавшись паузой, Пережёгин стянул с себя сине-оранжевые брюки и затолкал их в футляр, едва закрыв крышку. Ну, вот, теперь можно спокойно передвигаться по городу, не привлекая излишнего внимания к своей персоне.
Господи, всё оказалось много проще, чем он предполагал.
Так сошлось, что именно в этой коммунальной квартире обитал брат Ключника. Поскольку братьями они были сводными, то химик носил другую фамилию и другое отчество. Эх, если бы вчера полковник не поторопился с выводами и назвал бы ему адрес, по которому родился
Ну, да ладно, так или иначе, общая картина теперь ясна.
Дина и Ключник, несомненно, в деле, а старый наивный химик, с его наклонностями клептомана, использовался ими втемную для слежки за Омельевым.
Усиков сообщил своим родственникам о гибели Олега, но о том, что накануне Виноградов унес с собой картину под названием «Банковский мостик», говорить не стал, просто не придав значения этому факту.
Однако через два года, то есть, несколько дней назад, когда сыщики стали задавать ему вопросы о контактах Омельева, старик рассказал про единственную картину, избежавшую огня. Затем он позвонил Ключнику. Очевидно, тому легче дозвониться. Ключник сразу сообразил, что Виноградов унес холст с закрашенным шедевром и тотчас связался с Диной. Оба – каждый своей дорогой – помчались к жилищу Виноградовых, поскольку счет шел уже на минуты.
Проникнув благодаря искусству Ключника в квартиру, они сняли со стены «Банковский мостик». По качеству холста Дина определила, что это старая работа, не новодел. Но надо было спешить. Они не сомневались, что тетка Виноградова уже позвонила племяннику, и хозяева вот-вот примчаться домой, а там и сыщики нагрянут.
Холст они вырезали в подвале этого же подъезда. Свернутое полотно поместили в прихваченный тубус. Раму оставили в темном углу. Поднявшись на площадку, огляделись через щелочку в двери и покинули подъезд. Скорее всего, они разминулись с Виноградовыми на четверть часа или около того.
Вот так всё и происходило. Вот и ответ на все загадки.
Пережёгин покачал головой. На все ли? Есть нечто странное в том, что основные участники этой истории были издавна завязаны на одну и ту же коммунальную квартиру. И еще: почему в течение двух лет ничего не происходило, а затем события замелькали с калейдоскопической быстротой? Наконец, есть какая-то неувязка в том, что Дине и Ключнику удалось опередить и хозяев квартиры, и «господ полицейских». Тут чудится некий потаенный клубок, до которого еще только предстоит добраться.
Однако на сегодня достаточно.
– Вот, – Усиков протянул ему листок с адресом галереи.
Пережёгин спрятал его в кармане жилета.
– Ладно, профессор, будьте здоровы! Если вдруг сразу же после моего ухода вам придет в голову мысль позвонить своим родственникам, то советую вести речь только о часах. Иначе у вас лично могут возникнуть весьма большие неприятности, и отнюдь не с моей стороны. Я же, как только доберусь до своей лаборатории, обязательно сниму ваши пальчики с этих часов. А снимки буду хранить в сейфе, который не сумеет вскрыть даже такой мастер, как ваш сводный брат. – Что-то подсказывало Пережёгину, что деликатного профессора не мешало бы хорошенько припугнуть перед уходом. – Желаю удачи! – он вышел в полутемный коридор.
Глава 9. ВНУТРЕННИЙ ТУПИК
Покинув подъезд, Пережёгин свернул направо и обогнул угол этого дома, стоявшего в глубине
Прямо перед ним открылся вид на целую анфиладу проходов, двориков и арок, выводивших в соседний проулок.
«Народный эксперт» двинулся через это внутреннее пространство, занимавшее добрый квартал.
Миновав первую из арок, он увидел, что вправо, под прямым углом к главному проходу, от того «отпочковывается» своего рода каменный мешок – вытянутая тупиковая площадка. С двух параллельных сторон ее ограничивали тыловые, практически глухие, без единого жилого окна, стены домов, а с дальней стороны – высокая, более трех метров, оштукатуренная кирпично-бетонная ограда.
На этой площадке выстроились в два ряда с полдюжины мусорных контейнеров, между которыми оставалось место лишь для проезда мусороуборочной машины. Очевидно, сюда выносили мусор жильцы нескольких соседних зданий. И не только бытовые отходы, но и крупногабаритный хлам, вроде отжившей свой век мебели и замененных дверей и оконных рам.
Значит, именно здесь Омельев устраивал свои костры…
Что ж, место для подобных акций самое подходящее. Тихое, глухое, почти потаённое. Никого из посторонних, несмотря на близость Невского проспекта. Разве что обрисуется вдруг фигура какого-нибудь жильца с пакетами мусора в руках. Да и то, как сказать: народ избавляется от мусора обычно по утрам и вечерам. Так что в дневное время здесь, скорее всего, ни души.
Но именно это невольно наводит на другую мысль: представители нашей богемы тяготеют, как правило, к публичным акциям, к эпатажу. По логике вещей, Омельев должен был бы озаботиться присутствием толпы сочувствующих зрителей, включая репортеров желтой прессы. А он почему-то выбрал безлюдный тупик, да еще в эпицентре помойки. Куда же подевалось его эстетическое чувство? Что-то здесь не так. Не так. Ну, да ладно.
Как же всё это происходило?
Ходка за ходкой Омельев стаскивал сюда картины – больше сотни своих нераспроданных работ, скопившихся за последний период. А еще эскизы, наброски, рисунки. Здесь не было только «Банковского мостика», но ведь этот холст фактически принадлежал кисти другого, тоже не признанного при жизни живописца, и, вероятно, только по этой причине Омельев пощадил полотно «коллеги по творческому цеху».
Вскоре у дальней стены контейнерной площадки образовалась весьма внушительная горка горючего материала.
Он щелкнул зажигалкой, появилась легкая струйка дыма, и вот уже пламя занялось.
Омельев достал из кармана пиджака початую бутылку водки и сделал мощный глоток.
Ну, вот и всё. Его жизненный путь приблизился к завершению. Как только пламя разгорится в полную силу, он осуществит свой план до конца. Помчится к Аничковому мосту и броситься головой вниз в мутные воды Фонтанки, которые рисовал столько раз… Уйдет в иное измерение непризнанным гением, ну и пусть! Ему стало жалко себя до слез, и он сделал еще пару глотков «огненной жидкости».
Хм, но почему же именно Аничков мост, подумал Пережёгин? Объект этот вроде бы и недалеко, однако до него еще надо добежать – через внутренние дворы, проулки и улицы, лавируя затем среди толпы прохожих на Невском, а ведь на этом пути состояние аффекта запросто может улетучиться.
Куда логичнее для самоубийцы было бы заскочить, ну, хотя бы во-он в тот подъезд соседнего дома, взлететь по лестнице на верхнюю площадку и вскочить на широкий подоконник распахнутого настежь окна, из которого открывался впечатляющий вид на пылавшие картины. Вот тогда последующий шаг в пустоту имел бы определенный сакральный смысл.