Назад дороги нет
Шрифт:
Лифт медленно поднимается на самый последний этаж, а я кладу голову Вите на плечо, закрываю на миг глаза и вдыхаю ставший родным аромат. Всё-таки как же хорошо сейчас, рядом с ним, вместе с ним.
— Проходи, — говорит, распахивая передо мной тяжёлую обитую лакированным тёмно-красным деревом дверь. — Тут никто не кусается, некому.
Делаю шаг в маленькую прихожую, сбрасываю кеды, а за спиной раздаётся щелчок закрывающегося замка.
Первое, что поражает в этой квартире — пустота. Гулкая, липкая какая-то, она словно окутывает
— Симпатично, — только и говорю, а Викинг хмыкает.
— Не стой на пороге, пойдём, покажу кое-что.
Чемодан остаётся лежать на полу — да и чёрт с ним, — а Витя берёт меня за руку и куда-то ведёт. Половицы скрипят под нашими неторопливыми шагами, а я рассматриваю квартиру. Просторный коридор со светлыми высокими потолками, никаких картин или других украшений на стенах, и вообще по всему видно, что здесь живёт одинокий мужчина. Нет, не берлога холостяка, где пивные крышки заменяют шашки, а вместо занавесок — драная газета. Просто здесь не хватает чего-то, что привносит в жильё только женщина — забавных мелочей, каких-то ковриков, красивостей. Всё просто, сурово и аскетично до предела.
Тем временем Викинг распахивает выкрашенную чёрной краской дверь, и мы попадаем в просторную комнату, где из мебели лишь круглый стол, пара стульев, шкаф, забитый книгами, и чёрный кожаный диван. Те же стены оттенка вулканического пепла, деревянные полы, никаких деталей — просто комната, почти обезличенная, но для меня каждый угол в этой квартире наполнен Викингом и его неизбывной болью.
Почти во всю стену расположено окно, через которое в комнату льётся яркий свет, наполняя её воздухом. Удивляюсь, насколько здесь чисто, почти стерильно.
— Пару раз в неделю приходит уборщица, достаточно, — говорит Викинг, будто прочтя мои мысли.
— Наверное, молодая и сексуальная? — спрашиваю, а Викинг давится смехом.
— Ага, именно такая. Красавица, каких свет не видывал.
— Прямо мечтаю посмотреть на неё, понять, какой у тебя вкус в вопросе женской красоты.
Улыбаюсь, а Викинг почему-то мрачнеет. Что-то, наверное, не то ляпнула, вот снова закрылся. Эх, не умею молчать, когда это необходимо, теперь попробуй, пойми, что у него на уме.
— Хватит болтать, пойдём, — серые грозовые глаза светлеют, проясняются, словно тучи, которые резко заволокли небо, унесло порывом ветра. — Я же хотел тебе кое-что показать, когда в город вернёмся, помнишь?
Киваю, а Викинг прижимает меня к себе и накрывает губы поцелуем. Таким нежным, неторопливым, невыносимо тягучим, от чего внутри меня разливается тёплая река, течёт по венам, смывая все сомнения и тревоги.
— Ася, я ведь ни одну женщину сюда не приводил… понимаешь?
— Даже жену?
Викинг морщится и отрицательно машет головой.
— Её да, но,
Киваю, он снова целует меня — на этот раз настойчивее, глубже, разжигая внутренний огонь, в котором могу сгореть в любую секунду. Теснее прижимаюсь к сильному телу, а Викинг поднимает меня на руки и, не разрывая нашего испепеляющего контакта, куда-то несёт. Мне кажется, на диван, но связных мыслей почти нет, только обрывки образов и отголоски воспоминаний. Даже выкинь он меня сейчас в окно — не пойму и не замечу.
Что-то за спиной щёлкает, но я не хочу прерываться, не хочу переставать чувствовать себя в кольце рук, не хочу, чтобы он оставлял меня. Такая глупая и эгоистичная жажда ощущать себя частью того, кого любишь.
Когда порыв свежего ветра бьёт в спину, понимаю, что открылась балконная дверь. Викинг отрывается от моих губ и осторожно ставит на ноги.
— Как обещал, — говорит хриплым голосом, пытаясь выровнять прерывистое дыхание, сбитое нашими шальными поцелуями. — Вот она, твоя мечта.
Когда понимаю, что он имеет в виду, задыхаюсь от нахлынувшего восторга. Последний этаж высотки, небольшой столик в углу, два стула, книжный шкаф и город, стелящийся муравейником под ногами.
— Нравится? — усмехается, опираясь ладонями о балконное ограждение, а мне уже мерещатся цветы, которые будут расти здесь до самой осени.
Вместо ответа просто киваю, а Викинг смеётся, когда, став рядом, раскидываю в стороны руки, представляя, что это белые крылья, и закрываю глаза. Странный покой льётся в меня, заполняет каждую клетку тела, отзывается внутри тихой вибрацией, и я улыбаюсь.
Потому что на самом деле счастлива.
20. Викинг
Ася стоит, округлив свои голубые глазищи, ресницами хлопает, чуть не ртом воздух глотает, а я смеюсь про себя, всеми силами стараясь не испортить момент. Валькирия в восторге, по всему видно — вон как вцепилась в балконную перегородку, даже костяшки побелели.
— Красота, — говорит на выдохе, тихо очень, и, раскинув руки в стороны, запрокидывает голову и кричит: — Свобода!
Перестаю себя сдерживать, смеюсь во всё горло, а Ася быстро оглядывается по сторонам горящими глазами.
— Помоги мне, — просит и делает знак рукой, вынуждающий подойти ближе. — Я хочу летать.
Обнимает меня за шею, быстро целует в губы и шепчет на ухо:
— Помоги мне взлететь.
Становлюсь сзади, обхватываю руками талию и резко отрываю Асю от пола. Она взвизгивает, хохочет, а я усаживаю её себе на плечи.
— Только не дёргайся, а то недолго летать будем. Исключительно башкой вниз до кровавых соплей.
— Витя, не каркай.
— А ты не прыгай, а то упущу.
Весело смеётся, но замирает — от греха подальше. Правильно, нечего буянить и дёргаться, плечи у меня не железные всё-таки.