Не ангел
Шрифт:
— Он лошадей любит, — быстро сказала Барти.
— Лошадей? Да ну? Удивительно, что он вообще что-то о них знает.
— Их там, во Франции, было много. Наверное, поэтому.
— Да. Да, конечно, много. Ну вот, это уже тема для разговора.
Когда леди Бекенхем приехала, Билли лежал, глядя в окно. Он повернул голову, сказал ей: «Добрый день» — и снова уставился в окно.
— Здравствуйте, капрал Миллер. Ну, как вы здесь?
— Хрено… Довольно плохо.
— Правда? Нога болит?
— Сильно. Надо еще часть отрезать.
— Ай-ай-ай. Сочувствую.
— А я как себе сочувствую! —
Леди Бекенхем протянула ему носовой платок, а потом сидела молча до тех пор, пока он не успокоился.
— Почему это необходимо? — спросила она.
— Она не заживает. Никак не могут вылечить. Поэтому придется отнять ее выше колена, говорит доктор.
— Понятно. Что ж… Уверена, он знает, что говорит.
— Надеюсь, — ответил Билли и высморкался. — Прошу прощения.
— Не нужно извиняться. Могу понять твою тревогу. Но, видишь ли, единственный выход — положительный настрой.
— Ха! Положительный! — воскликнул Билли. — Когда моей жизни пришел конец еще до того, как она началась? Кто мне даст теперь работу? Какая девушка посмотрит на меня? По-моему, вы не знаете, что говорите. При всем моем уважении, — добавил он после паузы.
— Я-то как раз знаю, — сказала леди Бекенхем. — Мой дед потерял ногу, будучи очень молодым человеком. В Индии. Во время восстания сипаев. Что-нибудь слышал об этом? — (Билли отрицательно покачал головой.) — Ну, как-нибудь расскажу. Интересная история. Так вот, он сражался у Дели, и ему пришлось отнять ногу прямо на поле боя. Не очень приятно, да? Однако он вернулся, получил наградной крест и покорил сердце моей бабушки. Вот была красавица! У них был замечательно счастливый брак и тринадцать детей. И он выезжал на охоту вплоть до шестидесяти лет. Так что давай-ка не будем отчаиваться. Барти сказала, что ты любишь лошадей. Это правда?
Билли молча кивнул, он совершенно лишился дара речи.
— А откуда ты о них что-то знаешь?
— Их держали на пивоварне, где я работал.
— Понятно, как тягловую силу. Красивые создания.
— Да, я иногда кормил их яблочными огрызками. А однажды помогал держать одну лошадь, когда ее подковывали. Подкова отлетела как раз, когда запрягали. Стояла как вкопанная.
— А во Франции?
— Ой, там был ужас. Особенно когда они барахтались в грязи, пытаясь выбраться. А как-то раз я видел, как тонул в этой жиже мул. Мы все пытались вытянуть его, но ничего не вышло. Постоянно приходилось слышать их ржание в бою, видеть, как потом они там лежат и умирают. Офицеры всегда пристреливали их, если могли, конечно. Хоть так. Но все равно было больно за них. А они такие красивые, лошади, это да. Храбрые.
— Да. Очень красивые. Послушай-ка. Когда тебе починят ногу, а я уверена, что починят, я сама перекинусь парой слов с доктором, ты можешь как-нибудь приехать посмотреть на моих лошадей. Хочешь? Их там сейчас не очень много. Пара охотничьих да и те, кроме травы, давно никакого корма не видели, совершенно потеряли форму. Мы теперь ведь редко выезжаем.
— Выезжаете? — спросил Билли.
— Да. На охоту. И потом, у нас еще есть несколько лошадей на ферме. Я думала, что нужно попытаться добыть для детей пони. В общем, тебе будет на что посмотреть. Ну так как?
— Хорошо, — кивнул Билли. — Да, спасибо.
— Вот и славно. И вот что. Ты не должен впадать в отчаяние. Это очень важно. Знай, половина успеха — в положительном настрое. Нужно поддерживать
— Совсем немного, нет, — слабо улыбнулся Билли.
— Нужно узнать. Половина твоей беды в том, что у тебя голова не загружена, вот что я скажу. А лошади — это увлекательная тема. Я тебе перешлю с Барти кое-какие книги. Как ты на это смотришь? Помнится, она говорила, что ты умеешь читать.
— Конечно умею, — немного обиделся Билли. Но потом сразу забыл об этом, так его увлек разговор о лошадях.
— Хорошо. Договорились. И я пришлю тебе кое-что о восстании в Индии. Там, знаешь, есть потрясающие истории. В том числе дневник моего деда. Получишь колоссальное удовольствие. Орфография у него немного хромает, но ты не обращай внимания, это не помешает. Ба, а времени-то уже сколько! Мне пора. Там тьма животных заждалась, когда их покормят. Я приехала на мотоцикле — моя новая игрушка. Бензина ест меньше, чем машина.
— На мотоцикле! — воскликнул Билли. — Ух ты!
— Да, классная машина. У него есть коляска, штука такая, в ней можно сидеть. Ты тоже сможешь потом прокатиться в ней в Эшингем. До свидания, Билли. Выше нос.
С этого дня Билли стал преданным рабом леди Бекенхем.
— Знаешь, — сказала Селия, — а они не плохие. Даже хорошие.
— Что? — спросила ММ.
— Стихи этой женщины. Фелисити Бруер. Ну той, жены партнера Роберта.
— А… да-да, помню. Правда? Удивительно.
— Мне тоже. Хотя почему бы и нет? В конце концов, она сочиняет точно так же, как другие. Вот, взгляни. Мне кажется, можно включить пару стихотворений в антологию, которая у нас в работе. Было бы неплохо, да?
— Уровень этих произведений невысок, — скептически заметила ММ.
— Знаю. Но и не низок.
— Ну, это спорный вопрос.
— Пожалуйста, перестань, ММ, — устало сказала Селия.
— Извини. Дай-ка взглянуть. О чем эти стихи?
— Как сказать… Я назвала бы их ландшафтными. Вот одно стихотворение о контурах горизонта Нью-Йорка, подобных — как там у нее? — вот, «окаменевшим тополям». Мне нравится, а тебе? И люди сейчас сочувственно настроены к американцам, все-таки они воюют за нас. Но я не стану ничего делать, если ты не согласна.
— Нет-нет, — замахала руками ММ. — Давай. Роберт будет страшно доволен. А потом, я о поэзии судить не берусь. Боже, как холодно.
— Думаю, не так, как во Франции, — рассудила Селия.
Дорогая мама!
Самое плохое сейчас — это холод. Мы много работаем по ночам, поэтому так тяжело. Нас постепенно подтягивают к линии фронта, незаметно для немцев. Все в противогазах, лошади тоже, им это не нравится. Чай в чашке за минуту покрывается льдом… Бедные лошади замерзают в жидкой грязи, там, где стояли. Порой невесело, но мы бодримся и ждем Рождества. Держи пальцы крестом, чтобы я приехал домой.
Всем привет, не волнуйтесь обо мне,