Не чужие дети
Шрифт:
Я посмотрела на неё. Она была до предела сосредоточенной и встревоженной. Эта тревога сразу же передалась мне. Холодком побежала по венам и моментально поселилась в сердце.
– Что?
Соседка показала в сторону кухни. Попросив детей подождать, я, не снимая джинсовку, прошла за ней, с каждой секундой молчания беспокоясь сильнее.
– Что случилось? – спросила снова, прикрыв дверь.
– Приходила инспектор из органов опеки.
Напряжение Сони стало ощутимо физически. Моё, должно быть, тоже.
Я настороженно
– Под тобой живёт старик, Есь. Видимо, ему мешает детский топот. В общем, он сказал инспекторше, что ты уехала с каким-то мужиком, а детей оставила на подругу-вертихвостку. Прости, Есь… Я пыталась объяснить этой грымзе, что всё не так, но, по-моему, у меня не получилось.
Я перестала чувствовать биение собственного сердца, ладони стали влажными. Из коридора раздался звонок телефона, а я так и смотрела на Соню.
– Она сказала, что передаст всё руководству. Проверила квартиру… Есь, она будет добиваться, чтобы у тебя забрали Костю и Дашу.
Больше я ничего не слышала. Оглушённая, схватилась за угол стола. Ничего не осталось, только навязчивая мелодия телефона и понимание: если Миша не поможет, не поможет уже никто.
Есения
Весь вечер я не выпускала телефон из рук. Умом понимала, что даже Миша не станет откладывать и займётся моими проблемами сразу, решить их за несколько часов не получится. И всё равно чего-то ждала.
– Тебе кто-то должен позвонить? – спросила Даша, лёжа в постели.
– Угу.
– Это кто-то очень важный?
Я почти ответила, что не очень – просто человек, в помощи которого я нуждаюсь. Но внимательный взгляд пятилетней девочки соврать не дал. Утвердительно кивнув, я поправила одеяло.
– А почему ты тогда сама не позвонишь? – спросила Даша. Она вдруг вздохнула. Громко и тяжело настолько, что кошки на душе заскребли. – Если бы маме и папе можно было бы позвонить, я бы обязательно позвонила, – сказала она тихо. – Я тебе тоже хотела позвонить, когда ты уехала, но Соня сказала, что тебе пока нельзя звонить. Поэтому я потом позвонила.
Наверху зашевелился Костя. Свесился с постели.
– Пойдём завтра в парк гулять? Я мороженое хочу. А ещё там есть во-о-от такие качели…
– Костя! – Я так и подпрыгнула. Показалось, что он вот-вот свалится. – Ляг нормально.
– И Даша хочет на качели, она мне сегодня говорила.
– Не хочу. Я тебе про мороженое только говорила.
– Хочешь!
– Не хочу!
– Костя, пожалуйста, вернись в постель и ляг нормально. Давайте завтра со всем этим разберёмся. Пора спать. Кость, ты меня слышишь?
То ли он и правда не слышал меня, то ли не хотел слышать. Обычно собранный, сдержанный, стал придуриваться и строить Даше рожицы. Та уже засыпала, но на провокацию поддалась мгновенно.
– Дашка – дурашка. – Костя
– Ты сам дурак! – возмутилась она.
Племянник спустился вниз с ловкостью цирковой обезьянки. Забрался на постель к сестре. Та присела и схватила варежку. Начавшаяся на пустом месте возня приобрела катастрофические масштабы в считаные секунды. Я и сделать ничего не успела, а Костя уже вовсю щекотал сестру.
– Ты синяя Дашка. Дашка – букашка-таракашка…
– Костя! – Даша взвизгнула.
Даша смеялась и пищала. Я вдруг поняла, что не могу справиться – не здесь и сейчас, а вообще не могу. На глазах наворачивались слёзы. Детская возня была так похожа на то, что я когда-то видела дома у сестры. И смех Даши, и эти рожицы Кости. Будто и не было этих ужасных недель, Дашиного молчания и безысходности в глазах. И Костя – сейчас он был просто мальчишкой, ребёнком, а не старшим братом, обязанным защищать сестрёнку от огромного жестокого мира, в котором они остались вдвоём.
– Хорошо, – прошептала я.
Разумеется, дети не услышали этого. Визг стал громче. Я сглотнула горький комок слёз, появившихся непонятно откуда.
– Мы пойдём в парк и…
В комнате вдруг раздался громкий стук. Я не сразу поняла, что это. Стук повторился, и до меня вдруг дошло – стучат в потолок. Бросилась к постели и принялась успокаивать племянников. Внизу и правда жил угрюмый дед. С нами он никогда не здоровался – смотрел, как на грязь. А несколько дней назад Костя едва на него не налетел, забежав в подъезд. Только я и подумать не могла, что он пожалуется в опеку! Будь он неладен, старый горбатый хрыщ!
– Всё, спать, – сказала строго.
Даша раскраснелась и запыхалась. Костя тоже. Но оба улыбались. А вот я выдавить улыбку не смогла – кошки на душе заскребли только сильнее. Сегодня с инспекторшей связаться не получилось. Если не получится и утром… Нет, смогу. Я всё смогу. Если Михаил смог достичь того, что у него есть, я тоже смогу добиться цели. Всех целей, которые себе поставлю.
Михаил
Два дня пролетели, как корова языком слизала. Проблемами Есении я занялся сразу же, но всё оказалось сложнее, чем предполагалось изначально. Она сама позвонила на следующее утро. Сказала, что инспектор приезжала в её отсутствие, и что проблем стало больше.
Теперь передо мной стоял начальник службы безопасности. Слушая его отчёт, я едва сдерживал мат. Инспектор из органов опеки, занимающаяся племянниками Есении, оказалась принципиальной тварью в климаксе. От таких тварей ждать можно было чего угодно.
– Деньги предлагал?
– Само собой.
– Сука, – процедил я, всё-таки не сдержавшись.
Такой тип казённых чиновников был мне хорошо знаком с малолетства. Престарелые тётки, ничего в жизни толком не добившиеся, отхватившие клок власти и пользующиеся ею, чтобы потешить своё самолюбие.