Не дай ему разлучить нас
Шрифт:
Я бросаю на Китнисс беглый взгляд, она смотрит в стену, а на её глазах собираются градины слез готовых вот-вот сорваться вниз, надеюсь от того, что она сильно ушиблась при падении, а не от того, что поверила в мои слова, она ведь не глупа, должна догадаться.
“Посмотри на меня, Китнисс, посмотри мне в глаза - мы играем!” - эта чертова мысль вертиться у меня в голове.
Я опускаюсь перед ней на колени и поднимаю её лицо за подбородок.
– Милая, ты ведь не думала, что это красивая история любви?
– издевательски произношу я.
– Ты ничтожна, - шепчем зверюга внутри, он снова в моей голове и требует власти, контроля.
“Прости меня” -
Сноу повторяет мое движение, и теперь его лицо рядом с её. Близко.
– Не хотите ли вы сказать ему, то о чем знаем лишь мы с вами, - Китнисс резко вздрагивает, а потом плюет ему прямо в лицо.
– Проклинаю, - шипит она, как змея.
Сноу лишь улыбается, стираю слюну с лица, а потом подходит ко мне и говорит.
– Докажи.
Как в тумане обнаруживаю перед собой черный футляр, так и не поняв, что от меня хотят, я откидываю крышку, и как только моя рука касается черной теплой кожи хлыста, я понимаю, чего он хочет.
Докажи.
Пальцы сжимают ручку, и мой взгляд падает на неё. Такая потерянная, такая беззащитная.
Как же захотелось заставить её страдать.
“Ударь” - шепчет Он мне.
– “Причини боль, пусть кричит”
Я заношу руку для удара, но тут комнату пронзает её крик.
– Я беременна!
Хлыст со свистом рассекает воздух и падает в нескольких сантиметрах от неё, и комната заполняется мерзких смехом старика
========== Глава 11 ==========
POV Китнисс
«Я беременна» - мои собственные слова десятками раз проносятся в голове. Мысли, словно потревоженный рой диких ос, жужжат в голове. Я не могу собрать их воедино. Боль - душевная, физическая, кажется, она заполнила каждую частичку моего тела, сознания. Я боюсь посмотреть на него. Это выше моих сил. Слишком трудно поднять взгляд и встретиться с его холодными голубыми глазами, в которых плескается безудержная злость, ярость и презрение ко мне, к себе, к нам. Я не могу понять где правда, а где его игра. Жестокая и грубая. Но так надо.
«Помни, что бы я не сказал, не верь мне, - ласковое прикосновение любимых губ к моему виску и нежные объятия».
Воспоминание накрывает меня с головой, придавая сил и уверенности. Я поднимаю голову, готовясь принять все, что произойдет здесь и сейчас. Следующее мгновение проходит, как в замедленной съемке.
Его глаза удивленно расширяются. В них совершенно незнакомое мне чувство. Я не могу понять, что он чувствует, о чем думает. Из его рук выпадет хлыст и с глухим ударом падает на кафель. Этот звук кажется мне оглушающим.
«Ну скажи мне что-нибудь, подай знак» - молю я про себя.
Это всего мгновение, но оно длится целую вечность.
Секундная тишина, но ее разрывает смех старика. Это конец.
Перед глазами начинают мигать разноцветные огни. Нет, я не могу сдаться! Хватаюсь за голову, которую разрывает напополам от сильной боли. Это неправда, это игра, это ложь.
«Ты все еще пытаешься защитить меня. Правда или ложь? — шепчет Пит.
— Правда, — отвечаю я, хотя, думается, он ждет более развернутого ответа. — Такие уж мы с тобой — вечно защищаем друг друга».
Двери с тяжелым грохотом открываются, ударяясь о стены; тяжелый топот солдатских ботинок по полу приносит моему воспаленному мозгу еще большую боль, но я смотрю
«Нет!»
– Нет! Пит! Стойте, - кричу я, изворачиваясь всем телом, кусаюсь, царапаюсь.
– Отпустите меня, - молю из последних сил, но меня уже волокут к выходу, и я бросаю последний взгляд на него.
Пит кидается мне вслед. В глазах боль; губы застыли в безмолвном крике; рука вытянута вперед. Он пытается удержать меня. Помочь. Еще пара сантиметров и наши руки соприкоснутся. Я почувствую его тепло. Еще секунда.
Но он хватает лишь пустоту.
Двери закрываются, а я проваливаюсь в небытие.
Раз, два. Удар молотка по дереву. Ещё удар, и еще один гвоздь без труда входит в податливую древесину. Это последний. Крышка надежно прибита, я не выберусь. Глухой удар гроба об сырую землю - меня опустили в свежевырытую могилу. Мою могилу. Я ничего не вижу. Слышать - вот мой единственный выход. И я слышу рыдания матери, переходящие в стоны раненной волчицы. Слышу их так громко, будто она стонет прямо перед моим лицом, а не на высоте нескольких метров. Странно, но они меня совершенно не трогают. Эта женщина после смерти отца вызывала у меня презрение, смешанное с жалостью, она сдалась, бросила нас. И даже сейчас она не может сдержать своих стонов. Хочется встать, дать ей пощечину и крикнуть в лицо, чтобы та собрала остатки своего сознания и держалась ради Прим. Я уверена, что она тоже наверху, прижалась к матери и беззвучно сотрясается в рыданиях. Не люблю слезы. Это проявление слабости, а мой утенок должен быть сильным. Хочется обнять ее, сказать, что все хорошо, но я не могу кричать, не могу двигаться, не могу видеть, но я чувствую запах. Запах сырой земли и древесины. Он для меня не нов. Я любила лес, я ходила туда после дождя. Этот запах напоминает мне о тех временах, когда я была еще свободна. Этот запах успокаивает, как бы это странно не звучало, но я спокойно приму это. Я спокойна, я мертва. Плачь матери. Первая горсть земли, а за ней ещё и ещё. Меня закапывают. Я знаю, как это будет. Через несколько минут у меня начнется паника, дыхание участится, легкие начнут вбирать в себя с каждым разом все больше и больше кислорода, выпуская наружу углекислый газ. Но пока я спокойна.
Сколько я здесь? Может минуту, а может и час. Игра слишком затянулась. Надо выбираться, но почему-то я не предприняла попыток сделать этого раньше. До того, как меня закопали заживо в заколоченном гробу. Почему?
Все очень просто - я умерла. Но я все чувствую. Это не справедливо. Почему все так? Я думала, что меня ждет спокойствие и умиротворение, а не потные ладони на глубине нескольких метров под землей. А где же небеса и ангелы с золотистыми крыльями? Что я должна сделать?
Вдох. Выдох.
Панические атаки. Нет, стоп, спокойствие. Да какое к черту спокойствие, я погребена заживо. Или все-таки нет?
Вдох. Выдох.
Дышать становиться все труднее и труднее. Кислорода почти не осталось. Я трогаю гроб руками, ладони беспомощно скользят по гладко отшлифованной поверхности.
«Смирись».
В висках стучит отчаянная мысль . Да, это конец. И тут я чувствую резкую боль. Да, я чувствую. Она все сильнее и сильнее. Я дергаюсь в конвульсиях, прося остановить этот ад. И тут я заметила, как холодные гладкие стены сменяются чем-то приятным на ощупь.