Не доверяй мне секреты
Шрифт:
– Надо же, как заговорила. Грубишь, милочка. – Она делает паузу, хочет еще более подчеркнуть свой резко охладевший тон. – Но позволь мне напомнить, что это ты явилась ко мне, а не наоборот. Что ты находишься в моем доме!
В ее словах столько враждебности, что мне становится как-то не по себе, даже страшно. Появляется ужасное чувство, что она видит меня насквозь, как и Орла. Ощущаю, как почва уходит из-под ног, чувствую себя перед ней снова маленькой девочкой, хочется скрыть свои переживания, отступить. Но разум подсказывает, что этот дом надо покинуть, лишь получив об Орле как можно больше информации.
– Вы
Она смеется. Смех ее глубокий, гортанный, смеясь, она запрокидывает голову и не сдерживает эмоций – так смеются девчонки-подростки.
– Грейс! Tu es si grave! [5]
Она протягивает руку, хочет коснуться моего колена, но я вовремя отодвигаюсь.
– Все это действительно очень серьезно.
Глаза ее вспыхивают.
– Ну хорошо. – Ее губы принимают нейтральное выражение. – Может быть, истина даст тебе возможность помочь и себе, и моей дочери. Когда-то она любила тебя, очень любила… и, может быть, вы снова полюбите друг друга.
5
Как, однако, с тобой тяжело! (фр.).
В последнем я сильно сомневаюсь, но не говорю ни слова.
– Дело в том, что Орла несколько лет провела в тюрьме. Вышла четыре месяца назад.
Кажется, само время вдруг замерло на месте, настолько я ошарашена.
– В тюрьме?
– Да, в тюрьме, и ей надо время, чтобы прийти в себя, разобраться, что к чему. Отсюда и эти дела с монастырем. Вздор и чепуха.
Она потирает руки.
– И здесь ей может помочь друг, человек, который облегчил бы ей возвращение в нормальное общество. Шотландия занимает особое место в ее сердце. – Она вытягивает ко мне палец, потом прикладывает его к губам. – Я надеюсь, что могу доверять тебе, надеюсь на твою рассудительность. Мюррей ничего не знает, я ограждаю его от всех этих неприятностей.
– Неприятностей? Вы называете срок в тюрьме неприятностями?
– Я что, неправильно употребила английское слово?
Она пытается разыграть удивление, но брови остаются на месте, а на лбу ни единой морщинки. Английским она владеет в совершенстве. Уж я это знаю, знает и она.
– Но за что ее посадили? – спрашиваю я. – Что-то серьезное?
– Да. Понимаешь… – она встает, – Орлу всегда тянуло ко всяким подонкам… Ты хочешь подробностей? Не стану их приводить, пусть сама тебе расскажет при случае. И на этом все, Грейс! Мне кажется, мы достаточно пообщались.
Она дарит мне ледяную улыбку и быстро идет к двери. Я поднимаюсь и следую за ней.
– Будет лучше, если ты больше сюда не придешь. У меня теперь совсем другая жизнь. Возможно, и тебе тоже нужно подумать об этом. О том, чтобы начать новую жизнь. Открыть новую главу. А ворошить прошлое… это не приведет ни к чему хорошему.
– Но куда мы от него денемся? Наша жизнь – результат прошлых событий, поступков, вы не согласны?
Сходя по ступенькам, чувствую, как дрожат ноги.
Анжелин пропускает мои вопросы мимо ушей.
– Фамилия Орлы по мужу – Фурнье. Скандал был ужасный. И еще… – говорит она, уже наполовину закрыв дверь. – Послушай-ка, Грейс…
– Да?
– Вся эта чушь с уходом
Поворачиваюсь к ней спиной раньше, чем она ко мне (маленькая, но все же победа), и мне почти удается устоять перед искушением тут же пуститься по дорожке бегом, прочь от этого дома. Роняю ключи на землю, подбираю, сую в скважину замка машины, открываю и лишь потом оглядываюсь. Над крышей дома зловеще нависают низкие, тяжелые тучи, словно хотят поглотить и задушить его. Анжелин стоит у окна. Она слишком далеко, выражения ее лица мне не видно, но все равно становится не по себе, по спине бегут мурашки. Сажусь, включаю зажигание, проезжаю сотни две ярдов, нахожу стоянку, заезжаю и сижу там, напряженно размышляя, пытаясь вспомнить и связать воедино услышанное только что.
Картина складывается весьма колоритная, правда оттенки, которыми окрашена жизнь Орлы, исключительно мрачные: аборт, попытка самоубийства, наркомания, тюрьма. Что с этим делать, как к этому относиться, я пока не знаю. Все гораздо более драматично, чем я ожидала. Хотела бы я знать, насколько Анжелин сгустила краски, насколько исказила правду, делая столь безжалостные заявления относительно своей дочери и опуская подробности, которые могли бы помочь мне понять Орлу и ее поведение.
Поразительно, что в доме избегают даже упоминать имя Орлы: по ее адресу не было произнесено ни единого слова нежности или сострадания. Даже фотографий Орлы нигде нет, я не видела ни одной. А что касается пафосной речи Анжелин о том, что ради своего ребенка мать способна на все… я ей не верю. Любая другая мать – да, но только не эта.
Звоню Юану:
– Ты сейчас можешь говорить?
– Секундочку.
Слышу, он выходит на воздух и закрывает за собой дверь.
– Ну как, встретилась? Как впечатление?
– Ничего хорошего. Если верить Анжелин, Орла – человек непредсказуемый, от нее всего можно ожидать. Но дело в том, что Анжелин совсем не производит впечатления любящей матери. Если выразить все одним словом – она ее совершенно не щадит.
– Больше чем одно слово.
– Мне даже почти жалко Орлу, – быстро говорю я.
– С чего это вдруг? Она тебя не пожалеет. Забыла, что она намерена тебя уничтожить, Грейс?
– Знаю, знаю. Но послушай, если я хоть когда-нибудь стану тебе жаловаться на свою мать, напомни мне об Анжелин.
– Все настолько ужасно? Ну ладно… Ты хоть что-нибудь полезное для себя выяснила? За что ее можно зацепить и заставить сдать назад?
– Может быть. У тебя компьютер далеко?
– Могу вернуться в дом. А что?
– Погоди минутку.
Я делаю глубокий вдох, сама еще не верю в то, что сейчас скажу.
– По словам Анжелин, у Орлы был аборт, потом она пыталась покончить с собой, потом пристрастилась к наркотикам и сидела в тюрьме.
– Ого! За что, черт побери?
– Не знаю. Анжелин не сказала. Она подчеркнуто делала вид, что ничего от меня не скрывает, но подробности сообщить отказалась. Не удивлюсь, если она все преувеличила. А может, даже просто наврала. Ты еще не у компьютера?
– Как раз включаю.
– Кстати, о вранье. Орла сказала, что ее отец умер, но это не так. Не кажется ли тебе это странным?