НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ.
Шрифт:
– Лиза, на кого похож маленький?
– расчёсывая подруге спутанные волосы, полюбопытствовала Даша.
– Я толком-то и не рассмотрела. Устала. Но характер Мишин. Железное спокойствие обеспечено парню на всю жизнь.
– Твои роды устроили в голове Бугрова кишмиш.
– То есть? Он в обморок не падал, это Миша хлопнулся. На родах не присутствовал, в приёмном отделении сидел.
– Не знаю, что его на это подвинуло, но только выводы он сделал неутешительные и сногсшибательные. Решил, что нам дети не нужны, и я никогда не буду страдать от боли. Представляешь?
– Ха, пусть его говорит, это он впечатлительный очень у тебя. Я орала, а он мучился. Ребёнок у тебя зарождается, тобой вынашивается, и ты его рожаешь. В этом наше преимущество перед ними. Пусть планирует себе, подруга.
Лёгкий на помин Роман вошёл в палату к смеющимся подругам.
– И над чем так потешаются мои девочки, что их так рассмешило?
– Не скажем, бабьи тайны.
– Лиза, пойдём мы, ребята подгоняют, в приёмном отделении сидят. Миша с ними. Папашка увязался, наготовил всего тебе, и "веник" купил из трёх гвоздик, всё путём. Умора. Ребёнка я посмотрел, сопит в сопилку кнопочку, краснощёкий бутуз. Квитанцию об оплате я положу в ящик тумбочки. Оплатил, как сказали за пять дней, если потребуется ещё, позвони я приеду, доплачу. Завтра заскочим, я ещё в отпуске, времени вагон. До встречи, золотко.
– Спасибо, красавчик, - махала ему в след Лиза.
Доплата не потребовалась. Выписывали Лизу точно на шестой день. Встречали её у выхода из роддома вязанками цветов, гирляндами шаров и горой игрушек. Гудящий эскорт машин приветствовал её появление. Замечательная солнечная погода крутила настроением встречающих молодую мамочку ребят. Девчонки остались с папашкой хозяйничать в квартире Лизаветы, лепя пельмени, кроша салаты и сооружая двухъярусные торты, они носились по кухне, в спешке сталкиваясь и мешая друг другу. Хорошо хоть кухня большая, а-то бы точно лбы поразбивали. "Сталинки" - "не хрущёвки". Высокие потолки, просторные комнаты, паркетные полы. Папашка, как преданный бобик, крутился всё время под рукой. Получилось, ребята у роддома расшаркивались одни, не считая Машки, елозившей на Димкиных руках.
– Что за новшество, одни мужики, - удивлённо судачили медики, провожающие Лизу.
Отпустив на волю во славу новорождённого шарики. Полив шампанским дорожку для Лизы, чтоб приходила ещё понакатанной, эскорт умчал.
Спрятав малого в детской, отремонтированной папашкой, Мишей и Романом за Лизино отсутствие, с новой кроваткой, коляской и игрушками, сами, своим хороводом разместились за столом. Полушёпотом желали здоровья, счастья родителям и новорождённому. Выпили, вкусно покушали и тихонько разошлись по домам, оставив родителей любоваться своим чадом.
– Какой хорошенький, правда, Ром?
– завела осторожный разговор Даша, предусмотрительно устроившаяся на заднем сидении мчавшегося домой автомобиля.
– Ребёнок он и есть ребёнок, только нам это ни к чему. Сама подумай, девять месяцев, мучиться, носить, потом в болях и ужасе рожать. Прибавь к этому лет восемнадцать хлебать валерьянку, воспитывая его и гробя себя. Тебе не нужно такое счастье.
– Запальчиво убеждал жену Бугров. Покосившись на улыбающуюся Дашку, остановил машину.
– Малыш, я что-то смешное сказал?
– Ага, ты большущий, спелый арбуз.
– Не понял?- изумился он.
– Когда-нибудь прозреешь.
– Что за чушь?- совершенно вышел из себя он, на мгновения отрывая взгляд от дороги.- Ну-ка, объяснись!
Но Даша отшучиваясь строила рожицы. Он требовал объяснений. А это было весьма не просто сделать. Бугров запутал себя и её. Ей меньше всего хотелось ему признаваться в том, что она пойдёт поперёк его воли.
– Ты от меня так не отделаешься, сейчас сверну в ту аллейку, поговорим.
Он нетерпеливо ждал ответа -это раз. Остановил машину в укромном уголке - это два. Есть с чего Даше разволноваться:
– Я твои разговорчики, родной, знаю. Езжай домой,- стискивая руки, в отчаянии произнесла она.
– Успеем, Дашенька, тебе со мной плохо?
– С чего ты так решил? Не хитри Бугров, не надо устраивать "три тополя на Плющихе". Я не живу без тебя, страдаю. Плохо засыпаю, забываю есть. Ненавижу твои командировки.
– Но ты же молча отпустила меня в Югославию.
– Это другое. То твоя жизнь. Я могу только участвовать в ней, не ломая, иначе ты будешь иным. Ты сам, когда придёт время, должен решить про себя всё. Я подожду, сколько бы времени на это не потребовалось. А любить тебя буду любым, это точно, дорогой.
– Дашенька, солнышко моё, радость моя, а как я тебя люблю.
– Рванулся к жене Бугров.
– Ты даже не представляешь, иначе бы верёвки с меня вила. Иди сюда.
– Сильные руки перенесли жену на переднее сидение. Так ближе, не могу когда ты далеко.
– Зато я знаю, что за этим последует. Ваши руки, Роман Фёдорович, положите на руль.
– О, как!
– Развернувшись, Бугров вдавил, силой своих рук, её в кресло. Дашкины губы были так близко, что он чувствовал их вкус.
– Роман...- начала, было, она, но его нетерпеливый порыв губ, не дал поработать языку. Рванув к её рту, взяв без промедления в сладкий плен, он опутывал её сетями из счастья и любви.
– Никогда не перестану желать и любить тебя, малышка, это сильнее меня.
Его пальцы в нетерпении обрывали пуговицы на блузке жены. Жаркие губы, проскользнув по тоненькой Дашкиной шейке, нырнули, к притягивающей его взгляд груди. "Этого медведя не остановить, даже моё тело на его стороне, - постанывала Дашка в его могучих объятиях.
– Оно никогда ему не отказывало в любви, при любых обстоятельствах принимая его сторону". Бугров напрочь забыл уже с чего начался разговор и запылал костёр. Он просто горел, заманивая Дашку в языки пламени. "Как мне с ним счастливо и комфортно", - думала она позже, не спуская с него, весело рассказывающего ей какую-то историю, глаз. Они подъезжали к дому, а ей не хотелось выходить.