Не гони лошадей
Шрифт:
— Это кто ж? Не признаю никак. Верочка, ты, что ли?.. — произнесла старушка.
— Нет, я из собеса… — брякнула я первое, что пришло в голову. Говорить, что я журналист, или объяснять женщине, что я из адвокатской конторы, было бессмысленно. Вряд ли она знала, что это такое.
— Хорошо, хорошо, — покачала она головой. — Я давно вас ждала. Не кормят они меня совсем, пенсию всю до копеечки отбирают, на улицу выходить не велят. Дверь запирают, всю одежду спрятали. Голая хожу, босая хожу, света белого не вижу, хлебушка
На заморенную голодом она не походила, тем более что в руках держала колечко краковской колбасы. На ногах у нее были добротные теплые тапки, почти новый халат.
Женщина продолжала причитать до тех пор, пока на пороге не появилась девочка.
— Бабушка, ты что же встала, врач сказал, тебе лежать нужно. Извините, — обратилась она ко мне, — бабушка у нас немножко не в себе, у нее это старческое. Доктор говорит, сердце хорошее, до ста лет работать будет без осечки, а вот голова слабая… Я сейчас.
Она подхватила женщину под руки и повела в комнату. В прихожей хлопнула дверь, и я услышала бодрый женский голос:
— Катюша, я вернулась.
Быстрыми шагами женщина направилась на кухню:
— О, здравствуйте, — удивленно взглянув на меня, поздоровалась женщина, вероятно, хозяйка квартиры.
Женщине на вид было лет сорок. Спортивного вида, с волевым симпатичным лицом, ясными глазами и ямочкой на подбородке.
Коротко стриженные волосы были такого же цвета, как у девчушки, впустившей меня сюда.
— Добрый день, меня ваша дочка впустила.
— Мамуль, наконец-то, а то папаня проснулся, бабуля по квартире гуляет, а тут к тебе еще женщина пришла… Бананы купила? — спросила она, заглядывая в полные пакеты.
— Да погоди, поешь чего-нибудь путного, ничего с твоей фигурой не сделается, — отозвалась мать, вытаскивая из пакетов продукты.
Катерина, схватив связку с бананами, уже исчезла в недрах коридора.
Женщина достал откуда-то из шкафчика пачку с сигаретами, прикрыла дверь на кухню.
— Понимаете, я разыскиваю одного человека — Артема Тарасовича Шакаленко, — начала я объяснять цель своего прихода.
— Темку? — удивилась она. — Зачем это он вам понадобился?
— Видите ли, я из адвокатской конторы, помощник адвоката. Наша клиентка оставила завещание в его пользу. Вот мне необходимо его найти, чтобы сообщить об этом. В завещании указан этот адрес.
Женщина прищурилась, выпуская струйку дыма:
— Что-то не припомню я у Темки богатых родственничков, скорее, с него все хотели получить чего-нибудь.
— Этот человек не является ближайшим родственником Шакаленко. Мотивы передачи наследства нам неизвестны.
— Ничем не могу помочь, Артем тут уже лет пятнадцать как не живет. Если вы заметили, мы одни здесь остались. Раньше тут много семей жило, потом кто купил жилье, кто получил — разъехались. Одни мы остались. Ждем, когда нас под снос… Я с мужем развелась давно, а рожу его пьяную каждый день вижу. Нам все обещают, что расселят в новые дома, дадут отдельные квартиры, — вдруг разоткровенничалась женщина. — А Темка… Артем как спортом занялся, так и съехал. Сначала в спортивный интернат, потом… Говорят, у него сейчас и квартира, и фирма своя, в гору пошел. Я его последний раз три года назад видела.
— Простите, вы не знаете, где он сейчас живет? — поинтересовалась я.
— Этого я не скажу, прописан здесь, у нас, это точно. Недавно списки жильцов составляли, так вот сверяли, кто прописан, а кто на самом деле живет. В списке Толик точно был и его бабка. Бабка года три как померла, а так до последнего жила. Артем все уговаривал ее переехать, а она ни в какую: «Помру там, где всю жизнь прожила». Под конец она болеть стала, он ее куда-то в санаторий специальный положил, там она и померла. Хоронили тоже там, он приезжал тогда сказать, что померла, на похороны звал…
— Значит, комната до сих пор за ним числится? — спросила я.
— А куда она денется, запертая стоит. Артем тогда сказал: «Пользуйтесь, если надо, живите». А у нас и так все пустые комнаты стояли, так что нам без надобности.
— Можно я загляну, вдруг там адрес или телефон его… — просительно взглянув на женщину, произнесла я. — Понимаете, если мы его не найдем, то через год все государству отойдет, жалко же…
— Идите, посмотрите, я там не хозяйка, — ответила она, пожав плечами. — Ключ на притолоке лежит. Как Артем туда положил, так и лежит. Дверь третья от входной, номер три.
Я быстро нашла нужную дверь, пошарила рукой и достала ключ. Дверь раскрылась с легким скрипом. Я включила свет и огляделась. Небогатая обстановка. Продавленный диванчик.
Стол, сервант, горка, комод. Полки, трюмо, на стене ковер с тремя белыми лебедями, плавающими по овальному озеру. Все вещи покрыты толстым слоем пыли. Да, сюда давно не заглядывали. Я раскрыла комод: аккуратно сложенное стопкой белье, вещи, альбом с пожелтевшими фотографиями. Документов, естественно, никаких. Я стоя полистала альбом, садиться на пыльный диван мне не хотелось.
На меня смотрели люди, которых уже давно не было на свете, их лица были абсолютно не похожи на лица моих современников. В их глазах светилось что-то живое, осмысленное, они строили свою жизнь, верили и надеялись на будущее, несмотря ни на что. Потом пошли более современные фотографии. Голый карапуз, мальчик в костюме медведя, мальчик в школьной форме с букетом астр. Вероятно, первоклассник Шакаленко. Лобастенький неулыбчивый малыш. Больше фотографий в альбоме не было. Зато было несколько пожелтевших газетных страниц, в основном спортивные рубрики. Я внимательно прочитала крохотные заметки, очерченные красной пастой.