Не гони лошадей
Шрифт:
Галина Васильевна, которую я попросила о встрече по телефону, как будто ждала меня за дверью. Не успела я нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась. На пороге стояла пухленькая старушка с седенькими буклями на висках в синем шерстяном платье с белым ажурным воротничком. Старушка как будто сошла с картинки детской книжки, она была похожа на добрую волшебницу.
— Здравствуйте, Оленька, проходите, пожалуйста.
Я удивилась. Ведь, если мне правильно помнится, имени я своего не называла, представилась журналисткой из газеты, назвала только фамилию…
— Удивлены, откуда я ваше
Я улыбнулась в ответ. Вот дает старушка, ни за что бы не подумала, что пенсионерки тоже входят в число читателей «Свидетеля». Женщина проводила меня в просторную гостиную, завешенную картинами и иконами, заставленную старинной мебелью.
— Присаживайтесь, деточка, сейчас чайку выпьем, поболтаем, — произнесла она, указывая мне на стул с гнутой фигурной спинкой.
— Галина Васильевна, вы меня извините, но у меня очень мало времени, — я попыталась отказаться от чая. Но женщина не соглашалась разговаривать со мной до тех пор, пока я не отведаю фирменного пирога с клюквой. Пришлось согласиться.
— Я слушаю вас, деточка, — произнесла она, разливая по фарфоровым чашкам густой ароматный чай.
— Галина Васильевна, — начала было я и на минуту задумалась, стоит ли говорить об исчезновении Вассермана, волновать пожилого человека, — вы недавно отдавали на реставрацию Анатолию Аркадьевичу Вассерману икону.
— Ах, Анатоль-Анатоль, я давно говорила, что у него будут неприятности, — произнесла старушка, ловко разрезая пирог.
Я насторожилась. Что именно имела в виду Штыцко?
— Какие неприятности, ну что вы, просто мы готовим статью… — заметила я как можно спокойнее.
— Лапушка, я старая женщина и к тому же любительница детективов, так что могу сложить два и два. Если вы, журналистка криминальной газеты, пришли ко мне и расспрашиваете о Вассермане, значит, что-то стряслось.
Потому что, если бы с ним все было в порядке, он бы перед вашим приходом обязательно позвонил. Или он, или Музочка. А Музочка не звонит мне уже несколько дней… Значит…
Пришлось мне честно признаваться, в чем дело.
— Почему вы сказали про клиентов Вассермана, что они его до добра не доведут? — поинтересовалась я.
— Видите ли, Музочка — моя школьная подруга, она очень милая, замечательная. Она из прекрасной интеллигентной семьи, ее отец был известным в Тарасове дантистом, а дантисты, сами понимаете, во все времена остаются дантистами. При советской власти, при перестройке или при сегодняшнем «капитализме с человеческим лицом». Музочка выросла в благополучной семье с большим достатком, она привыкла к роскоши и комфорту. А все это стоит денег, и немалых… Вот Анатолю и приходилось крутиться, ведь на одну музейную зарплату не проживешь…
А сейчас, сами знаете, у кого старинные вещи — у всяких там «новых русских», бандитов, значит. Говорят, Анатоль кое-что скупал, нет, не из краденого, упаси господь, — произнесла старушка. — Но все же подозрительные личности у него иногда бывали. Вот когда я икону свою забирала, у него в мастерской находился весьма неприятный молодой человек. Я еще тогда сразу подумала: натуральный бандит. Голова лысая, шея толстая, взгляд волчий. На пальце бриллиант с голубиное яйцо, на галстуке, представляете, он в костюме был и при галстуке, булавка золотая в палец толщиной.
Я внимательно слушала хозяйку, забыв про чай и пирог с клюквой.
— Галина Васильевна, вы случайно не знаете, зачем он приходил? — спросила я, не надеясь на ответ.
— Представьте себе, знаю. Он принес Анатолю две вещицы, хотел проверить, настоящие они или нет, и попросил кое-что починить…
— А что именно? — произнесла я.
— По-моему, пасхальные яйца работы Фаберже из коллекции императорской семьи.
— И??? — поторопила я ее.
— Подделка, правда, металл натуральный, золото, самоцветы… Так вот, он почему-то так на Анатоля ругался, как будто он ему эти самые яйца продал или просил продать. Анатолий Аркадьевич что-то ему говорил о выставке, по-моему, в музее на днях что-то будет интересное. Что дальше было, я не знаю, я свою икону забрала и оставила их.
— Не припомните, какого числа это было? — поинтересовалась я.
— Да на той неделе, кажется, в среду или четверг…
Мы попрощались. Потом я довольно долго переваривала полученную информацию. Может, Ромка прав и при всей абсурдности его версии что-то в ней есть.
А вдруг и в самом деле некий узнавший о подделке «новый русский» решил приобрести подлинники? С другой стороны, если ему всучили подделку, он не ценитель и не коллекционер. Ему какая разница: вещи из драгметалла, имеют свою стоимость… Обидно, конечно, что так лоханулся, но…
Где искать этого «ценителя», я не знала, хотя уже не сомневалась, что зовут его Артем Тарасович Шакаленко. Насчет того, причастен он к исчезновению Анатолия Аркадьевича или нет, сомнения все же оставались.
Козинцев Валентин Казимирович был старинным клиентом Вассермана и обладателем одной из крупнейших коллекций антикварных часов в Тарасове. Жил он в стандартной двухкомнатной квартире в самом отдаленном районе города. Когда я оказалась в квартире Валентина Казимировича, то поняла, почему он живет в таком захолустье. Его коллекция, которой он посвятил всю свою жизнь, отбирала не только время, но и деньги. Часы были кругом: висели на стенах, тикали на полках, тумбочках и этажерке, в углу стояли огромные напольные часы причудливой формы. Самое потрясающее, что все эти экспонаты ходили и показывали точное время.
Козинцев оказался благообразным сухоньким старичком, смахивающим на Толстого, имеется в виду Лев Николаевич. С такой же окладистой бородой, прямой спиной и добрыми глазами.
Валентин Казимирович показал мне несколько каталогов различных выставок, на которых побывали вещи из его коллекции. Несколько каталогов на немецком, а один на французском языке. Коллекция Козинцева, оказывается, имела мировую известность. Я узнала много интересного о часах, но ничего приближающего меня к разгадке исчезновения Анатолия Аркадьевича не выяснила. Часы-луковка были возвращены в срок в целости и сохранности, ничего подозрительного Козинцев не заметил, в последние дни Вассерман ему не звонил.