Не лучше ли объясниться?
Шрифт:
— Вы уже не маленький мальчик. Вы мужчина, и прошло столько долгих лет! Вы должны преодолеть прошлое. Бедная Рут очень одинока. Она стара, больна и нуждается в вас.
— Она лишилась права быть моей матерью много лет назад, это был ее выбор, а не мой.
— Дайте ей еще один шанс, Джеймс!
— Почему я должен это делать? — задыхался от боли Джеймс. — Какое право она имеет появляться в моей жизни столько лет спустя? Что она может требовать? — хрипло спрашивал он.
Почему Пейшенс так смотрит на него? Почему на ее выразительном лице читаются презрение, обвинение, холод?
— Действительно,
Ярость клокотала в груди Джеймса. Он тяжело дышал и не мог говорить. Руки сами собой сжались в кулаки, глаза застлали едкие слезы. Она не имеет права так говорить с ним. Значит, таково ее мнение? Он не человек? Он живет в холодильнике?
Справедливость вынуждала признать, что так оно и есть. Отец поселил его в холодильнике много лет назад. Однако с того дня, когда Пейшенс ворвалась в его кабинет, все в жизни переменилось. Но глупо было так увлечься девушкой, слишком молодой для него.
Он не так глуп, чтобы заблуждаться. Пейшенс использует его, пытается им манипулировать, злоупотребляя своей привлекательностью. Конечно, она оправдывает себя добрыми намерениями — все делается ради его матери. Для женщины этого достаточно, чтобы использовать его слабости против него же.
С горечью посмотрел он в ее карие глаза и обнаружил ту же ярость, что бушевала в нем.
А ведь он ей даже не нравится! Он-то пытался убедить себя в обратном, но сейчас на ее лице написано отвращение.
Это была горькая правда. Прежде он легко переносил чужую неприязнь. Теперь он начал интересоваться мнением людей. Несколько недель назад он мог назвать себя твердым в решениях, жестким, уверенным. Сейчас он обнаружил в себе слабость, которая способна разрушить его, если не принять срочные меры.
— В таком случае надеюсь, что вы перестанете досаждать мне, — бросил он Пейшенс.
— Не беспокойтесь. Я никогда больше не буду вам досаждать.
Оба вздрогнули, когда у ворот резко просигналило такси.
Пейшенс сделала глубокий вдох.
— До свидания. — Ее голос был холодным и колючим, как северный ветер.
Джеймс развернулся, открыл дверь и быстро зашагал к такси. Он был здесь в последний раз и никогда больше не увидит Пейшенс. От этой мысли болезненно кольнуло в груди.
«Никогда» — это пустыня, в которой его бросили десятилетним мальчиком. Мать исчезла, и отец сказал, что он ее больше не увидит никогда. И вот это происходит с ним снова, он возвращается на тот мрачный, безлюдный пустырь — только теперь он сам тому причиной.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Неделю спустя Джеймс встретил Фиону на приеме, данном большим американским банковским объединением, у которого был офис в лондонском Сити. В прежние времена гостями были в основном мужчины, но сегодня женщины занимали очень важные посты в деловом мире, и Джеймс не удивился, увидев Фиону в противоположном конце зала. Она разговаривала с несколькими мужчинами гораздо старше себя, и те с удовольствием слушали ее, не отводя глаз. Она походила на светловолосую Клеопатру. Гибкость фигуры подчеркнута туго облегающим черным платьем, темно-красные губы, на веках серебристо-голубые тени, ресницы густо подкрашены.
Джеймс беседовал с одним из клиентов, но время от времени находил Фиону глазами, думая, подойти или дождаться, пока подойдет она. Последнее казалось тактически более правильным. Не в том он настроении, чтобы позволить женщине думать, будто им можно управлять, дергая за нужные нити.
С того момента, как он вышел из дома Пейшенс, Джеймс был раздражен и подавлен. Он знал, что все это замечают. Барни и Инид посматривали на него украдкой, мисс Ропер настораживалась всякий раз, как он раскрывал рот, а блондиночка пребывала в постоянной панике, за которую Джеймс уже отказывался нести ответственность. Поскольку на ее пальце появилось свидетельствующее о помолвке кольцо, он надеялся, что какой-то несчастный намерен жениться на ней и навсегда избавить от нее офис Джеймса. Однако мисс Ропер лишила его этой надежды.
— Свадьба будет только в следующем году, но она не собирается бросать работу. Времена такие, что женщина не может позволить себе оставить работу, выйдя замуж. Вероятно, она будет работать, пока не появится ребенок, но на ближайшие несколько лет это не планируется.
— Вот это разумно. Она едва ли способна сварить чашку кофе, не то что ухаживать за ребенком, — заметил Джеймс и получил от мисс Ропер очередной осуждающий взгляд.
— Вам нужен отпуск, — сказала она и добавила «сэр» жалящим, как оса, голосом. На столе перед Джеймсом возник отпечатанный список. — Вы просили найти время, когда можно будет взять несколько дней без большого ущерба. Боюсь, расписание на следующий месяц слишком плотное.
— Нет, я передумал. Сейчас я не могу отлучаться.
— В мае можно выкроить неделю. На первой неделе встреч не очень много, а те, что есть, можно перенести.
— Подумаю, — сказал он, не поднимая глаз от страницы.
Но думать не стал. А стоило бы съездить за границу, провести неделю где-нибудь на пляже, поваляться на песке, загорать и не думать о работе. О матери и Пейшенс Кирби тоже. Он уже многие дни пытался забыть о них, но они вертелись в голове, как белые мыши в колесе. Хотя никто не нашел бы в Пейшенс сходства с мышью, белой или серой. Ее рыжие волосы, большие, чарующие губы и озорные карие глаза никак не желали забываться.
— Здравствуй, Джеймс.
Он был так поглощен образом Пейшенс, что голос Фионы застал его врасплох.
— А-а, здравствуй, Фиона, — рассеянно ответил он, но тут же собрался. — Ты неотразима. Какое элегантное платье. Тебе идет черный цвет. Очень драматично. — Выдавал ли голос неискренность его чувств? Он с усилием заставлял себя произносить слова, хотя они были чистой правдой. Фиона действительно выглядела потрясающе, и ей действительно шло черное.
Она улыбнулась, опустив длинные подкрашенные ресницы.