Не любите меня! Господа!
Шрифт:
— Эх, — Колька вздохнул и виновато скукожился в углу. — тюха я тюха! Подвел Юлию Григорьевну. А ведь она такая…
Он заметил, что Истомин смотрит и слушает с большим интересом.
— А ты давно свою хозяйку знаешь?
— Она меня с детства пригрела, работу мне дала. С барином, царство ему небесное — лютой смертью погиб — всегда обо мне, точно о родном заботились.
— А что барин хороший был?
— Барин был добрый, Юлию Григорьевну любил без памяти.
— А она его?
— Ну, — Колька замялся, — наверное, — она ж за него замуж вышла.
— Да… Ну это еще не показатель…Как же нам теперь с тобой быть?
— А вы барин бумагу напишите, Христом молю, напишите, что не вините меня ни в чем, вот меня и отпустят.
— Э, парень, я бы и рад, да теперь, как видишь я сам как ты, а заявление на тебя жена моя писала. А она сейчас очень больна, да и здорова была бы — не стала бы таких бумаг писать…
— Да, дела… Ну, авось, Юля Григорьевна хватится, выручит как-нибудь.
Истомин лег на матрац и закрыл глаза. Плечо под повязкой разрывалось от боли. Глаза слипались, все тело ломило от усталости. Завтра… все, наверное, решится завтра. Натали придет в себя, все расскажет и его отпустят. Скорей бы завтра.
Юлия стояла у дверей тюрьмы. Было страшно, но она постучалась в окошко надзирателя на проходной:
— Любезный, мне к начальнику тюрьмы.
— Пропуск.
— А… Какой пропуск, у меня нет никакого пропуска.
— Не положено!
— Погоди, да объясни ты толком, — она протянула в окошко монету, — какой нужен пропуск.
— Я говорю, если вы заключенного повидать, или там передачу принесли, вам нужен пропуск от следователя.
— Да я же тебе толкую, я к начальнику тюрьмы, Василию Семеновичу. Я дочь его друга, по личному вопросу.
— Ну, тогда понятно. Подождите, доложусь, барыня.
Через полчаса металлическая дверь в одной из створок огромных тяжелых тюремных ворот приоткрылась, и её провели во двор. Охранник показал ей на деревянное здание:
— Вам на второй этаж, там кабинет начальника.
Юлия взлетела по деревянным ступенькам. Служащий канцелярии при начальнике вежливо кивнул, приглашая её пройти. Семенов сидел в деревянном кресле, просматривая бумаги, увидев Юлию, он встал, и, поклонившись, пригласил её присесть:
— Чем могу вам помочь, Юлия Григорьевна? Почему сами, где папенька? От лица моей семьи позвольте выразить вам восхищение вчерашним маскарадом.
— Василий Семенович, папенька уже, наверное, покидает банк и направляется на вокзал. Вечерним поездом он выезжает в Оренбург. Сами понимаете надо завершить дела. Я вынуждена сама решать возникшие проблемы.
— Помилуйте, прелестное создание, да какие же проблемы у вас с моим ведомством.
— Мальчик, наш слуга, он арестован по чудовищной ошибке и находится у вас, здесь, можете вы отпустить его под залог, или еще под какие-нибудь гарантии?
— Юлия Григорьевна, помилуйте, если заключенный до суда помещен под стражу никто и ничто не может облегчить его участь. Если он невиновен, не вам мне рассказывать, — в суде деньги во многом решают все. Но только в суде. А отпустить подследственного — помилуйте, я сам окажусь на его месте.
— Я понимаю. Но увидеть, хотя бы видеть его я могу?! Ведь вы здесь самый главный.
— Боюсь, что никак не смогу вам помочь. Все выводы и свидания заключенных строго фиксируются в специальном журнале. Количество записей должно строго совпадать с количеством выписанных разрешений, я с радостью разрешил бы вам свидание, но в данный момент у нас работает ревизор из Петербурга. Я никак не могу. Поверьте, хотел бы всей душой, но не могу.
— Простите, Василий Семенович.
Юлия вышла со слезами на глазах. Не вышло. Надо искать следователя, надо придумать, как выручить Кольку. И как хочется увидеть Андрея! Что же делать.
Неожиданно мысль дикая и неординарная пришла ей в голову. Подойдя к надзирателю на входе, она спросила:
— А где тюремный госпиталь?
— Он, барыня, на закрытой территории, вам туда нельзя.
— А начальник госпиталя — он здесь?
— Вон в коляску садятся, после ночного дежурства никак не отдыхали, — опять до вечера в трудах, наконец домой едут.
Юлия обернулась: Илья садился в коляску и железные ворота начинали медленно открываться, чтобы выпустить её. Юлия кинулась к нему.
— Илья! Илья Иванович! Подождите!
Юсупов обернулся, не веря своим ушам, — Юлия! В двух шагах от его коляски стояла Юлия. Взволнованная, бледная, запыхавшаяся, она вскочила к нему в коляску. Он взял её холодные пальцы в свои руки.
— Юленька, что случилось? Я сегодня вечером собирался нанести вам визит, а тут такой сюрприз!
— Илья! Возьми меня к себе работать!
— Юленька… что за капризы! — Илья недоверчиво потряс головой, как будто хотел освободиться от дурного сна. — ты бредишь! Как работать! Кем?!
— Илья, я все хорошо обдумала, я хочу работать с тобой.
— Юленька, я не работаю — я служу, это государева служба, я офицер, хоть и доктор, но офицер. Здесь женщины не работают!
— Но ведь заключенные женщины тоже есть. И женщины надзиратели… Почему в госпитале не может быть женщин.
— Юленька, у нас всего одна камера для больных женщин, там чахотка, иногда бывает тиф. Там работает старенькая дама, она ухаживает за этими больными. Я даже не представляю как…
— Мне очень нужно…