Не любите меня! Господа!
Шрифт:
Илья влетел в изолятор и подхватив Юлию под руку потащил в свой кабинет.
— Тебя не должны здесь видеть!
Едва захлопнулась дверь кабинета, послышался лязг ключей, и отец Натали прошествовал по длинному коридору в сопровождении караула.
— Сиди здесь без звука. Я туда. — Илья направился следом за процессией:
— Позвольте представиться — начальник госпиталя Юсупов. Чем обязан?
— Начальник полицейского управления. Именем Государя я уполномочен произвести допрос арестованного Истомина. Мне сообщили, что он здесь.
— Он ранен и в чрезвычайно тяжелом положении.
Лицо отца Натали не выражало ни малейшей эмоции.
— Он в сознании?
— Да но…
— Значит, я смогу его допросить.
Он рванул на себя дверь и, оставив караул снаружи, вошел в каморку.
Из-за двери послышался разговор:
— Моя дочь пришла в себя и все мне рассказала. Эта дрянь, дочь Деменева, пожалеет, что родилась на свет. Я придумаю, как её наказать, и никакие денежки её отца не помогут. Вас оправдывает только то, что вы были в сильном душевном волнении и не знали о положении моей дочери. Она подтвердила, что вы пытались заслонить её от её собственного удара. Ваша судьба в ваших руках. Если вы будете благоразумны, и не будете расстраивать Натали, вы в ближайшее время покинете это место, и все будет по-прежнему. Если же нет — вы закончите свою жизнь здесь. Полагаю, произошедшее с вами теперь доказывает вам, что руки у меня длинные.
Повторяю, подумайте.
— Можете добить меня прямо сейчас. Вернуться в ваше змеиное логово у меня нет никакого желания. Я не буду больше ни общаться с вами, ни жить с вашей дочерью.
— Воля ваша, я дам вам несколько дней на размышление.
Отец Натали вышел, хлопнув дверью, и с поклоном удалился. Илья вернулся в кабинет. Юлия взволнованно слушала его рассказ.
— Я должна с ним поговорить. Я должна убедить его вернуться в семью.
— Только недолго. Он еще слишком слаб.
Илья был расстроен и взволнован. Похоже, начальник управления действительно был чудовищем. Рассказ Юлии был правдой от начала до конца. Даже генерал-губернатор у него под пятой. Что уж говорить о простых смертных. Но больше всего его тревожило то, что Юлии угрожала опасность. Как её уберечь.
Юлия вернулась к постели Андрея и взяла его за руку:
— Я знаю, что он тебе угрожал. Я очень тебя прошу — вернись к жене. Так по крайней мере можно выиграть время и придумать, как избавиться от власти этого кровопийцы.
— Я не смогу, Юленька, ты же знаешь, это не в моих правилах. Я не могу врать и лицемерить.
— Я очень тебя прошу, он ведь убьет тебя. Он это уже доказал. Это по его приказу сокамерники избили тебя до полусмерти. Он не знает ни пощады, ни жалости…
— Он просто без ума любит своего ребенка. Я его понимаю.
— Обещай мне, обещай, что вырвешься из этих стен на волю и будешь жить. Ради детей, ради памяти о нас с тобой. Мне нужно знать, что ты жив, я не буду жить без тебя! Не буду жить зная, что виновата в твоей гибели. — Она горько плакала, уткнувшись ему в плечо.
— Я подумаю, я обещаю. Там мальчик, кажется Колька. Он в камере остался. Мы вместе были, потом нас развели по разным камерам и я не знаю что с ним и как он.
— Я буду думать, как ему помочь
— Пойди к моему отцу, его заявления будет достаточно, чтобы отпустили мальчишку.
— Юлия! — Илья стоял в дверном проеме и смотрел на плачущую женщину. — Нам пора.
— Прощай! Я зайду сегодня к твоему отцу. — Юлия сжала в своих ладонях руку Андрея. — Обещай мне не делать глупостей.
— До свидания. Истомин закрыл глаза и отвернулся к стене. Юлия, взяв Илью под руку, вышла из изолятора и прикрыла дверь.
— Нет! — Илья достал свою связку ключей, — так оставлять его опасно, кто знает, что еще могут сделать, — он повесил замок и закрыл его своим ключом. — Теперь ключ только у меня. Никто не откроет камеру до завтра.
— Спасибо. — Юлия прижалась к нему. — Правда, не знаю как тебя благодарить.
— Когда-нибудь, может быть… если захочешь…
Они ехали в коляске по вечернему городу. Илья обнимал её за плечи. Юлия больше не могла ждать и откладывать этот разговор. Она приносила беды всем, кого любила, она должна была поговорить с Юсуповым. Он был дорог ей и очень нравился, она не могла допустить, чтобы с ним тоже случилась беда.
— Илья, я тебе нравлюсь?
— Мне кажется, ты сама это видишь. — Илья с удивлением повернулся к ней, — ты хочешь поговорить со мной? Давай пройдемся. Воздух какой! Весна!
Он спрыгнул с коляски и, взяв её за талию, спустил на землю. Его безумно к ней тянуло. Он смотрел на неё, озаренную последними солнечными лучами, такую хрупкую, держал её и не хотел отпускать. Он погладил её по щеке:
— Теперь ты не сбежишь, — прошептав ей на ухо, он робко коснулся губами её губ. Потом поцеловал её нежно и, обняв, прижал к себе. — Ты не сбежишь…
— Илья, только не влюбляйся, прошу…
— Почему?
— Меня нельзя любить. Всем, кто меня любит, я приношу только несчастье.
— Какие глупости! Ты маленькое неразумное существо…
— Ты не понимаешь, это уже проверено, не люби меня, пожалуйста!
— Я не из робкого десятка. И потом, уже поздно… Ну посмотри на себя, разве в тебя можно не влюбиться.
— Мне так легко с тобой, мне, правда с тобой очень легко и хорошо. Но вот это моё проклятье. Сначала муж, потом Колька, потом Андрей, — со всеми что-то — случилось. Что-то ужасное. Ты так добр ко мне, я не хочу, чтобы ты как-то пострадал.
— Забота за заботой! А голова должна отдыхать. Мы прервем твое проклятие на мне, и ты будешь счастлива. Я не буду торопить события. Твоё сердечко так много вынесло, и совсем разбито. Я не требую от тебя ответного чувства, просто будь со мной. И позволь мне быть с тобой рядом. Все! Больше никаких грустных мыслей — завтра у тебя последний рабочий день, а потом выходной — я тебе даю выходной, ты отоспишься, побалуешь себя вкусностями и подумаешь возвращаться ли тебе на работу. И, кстати, я приглашен на именины к Василию Семеновичу. Надеюсь, вы с маменькой тоже?