Не любите меня! Господа!

Черногорец Лариса

Дальше читать не было ни сил, ни желания. Юлия не лгала. Правда, Она сказала правду!

— Господи! Ты нашел! Она все-таки проболталась!

Голос Натали вывел его из оцепенения. Жена стояла за спиной и с горечью смотрела на скомканные листы бумаги.

— Зачем ты её слушал! Ведь все было хорошо, все было так хорошо…

— Натали! Я поверить не могу! Зачем?! Зачем ты это сделала. Как ты могла? Ведь я тебе верил. Когда ты была со мной, все это время я тебе верил!

— Верил?! Верил, но не любил! Ты ни разу, никогда, слышишь, никогда не говорил мне, что любишь меня! Ты никогда не глядел на меня так как на неё!

— Ты все убила! Своей глупой ревностью к прошлому, к будущему, к настоящему — ты все убила! Ты хоть понимаешь, что я не смогу больше жить с тобой!

— Ты заблуждаешься! Ты забыл, что у нас есть сын!

— Я завтра же заберу сына в имение и подам на развод. А ты можешь оставаться со своим подлецом отцом!

— Ты еще не все знаешь! Неужели ты не заметил? Ты не видишь?

— Да чего, черт возьми, я не вижу Наташа?

— Ребенок! Я жду ребенка! Уже четыре месяца!

Андрей опешил.

— Ребенка?!

— Да! Нашего с тобой ребенка! Ты ничего не видишь! Я думаю, будь я на девятом месяце, ты и то бы не заметил!

— Наташа!

— Молчи! Если ты еще хоть слово скажешь, я за себя не ручаюсь!

— Натали! Ты сейчас не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Ты понимаешь, что ты совершила чудовищный поступок! А твой отец готов был сгноить меня в тюрьме, если я не буду с тобой!

— А что мне оставалось? Я любила тебя! Я так любила тебя с детства! Я была готова отдать жизнь за тебя! А ты выбрал её! Я просто боролась! У меня просто хватило сил добиться своей цели, кстати, в отличие от тебя!

— Ты — чудовище, Натали! Расчетливое чудовище. Я больше не смогу с тобой жить. Я ухожу! Вопрос о разводе пускай решает государь. Полагаю, — он протянул ей скомканную листовку, — это будет лучшим доказательством для всех!

Он повернулся и направился к выходу

— Развод?! Да не трудись! Я избавлю тебя от этой муки!

Андрей повернулся. В руках Натали был длинный острый нож для резки бумаги.

— От развода, от себя, а заодно и от ребенка!

— Наташа! Стой! — Андрей кинулся к ней, протянув руки, — Стой, грех ведь на душу берешь, страшный грех.

Лицо Натали было мертвенно бледным, невидящим взглядом она смотрела сквозь него и бормотала:

— Я только боролась за тебя! Я так любила тебя! — голос перешел в шепот- Я люблю тебя до смерти… Люблю до смерти…

Она размахнулась, Андрей кинулся к ней в ноги, подставив спину под удар. Нож скользнул, распоров ему спину, плечо и руку и острием лезвия уперся ей в бок.

— Андрей…

Натали, закрыв глаза, обмякла и без чувств упала ему на руки. Кровь ручьем хлестала из раны на плече. Андрей из последних сил вытащил окровавленный нож и обернулся. На пороге стояли Истомины и отец Натали.

— Доктора! Он терял сознание, — позовите доктора! Она…

Отшвырнувший его отец Натали прошипел:

— Убийца! Ты за это ответишь! — он взял дочь на руки и вынес из особняка.

* * *

Юлия проснулась около полудня и сладко потянулась. Она вспомнила прошлый вечер, нежный, чувственный поцелуй, который подарил ей Илья Юсупов. Его слова, его теплые, сильные руки. Какой он все-таки замечательный! Она вспомнила вчерашний разговор с Андреем, и настроение сразу испортилось.

Юлия надела пестрый восточный халат и вышла из комнаты. В спальне гудел Деменев, ругаясь с женой. Юлия вошла без стука.

— Доколе! Доколе, Валентина, ты будешь проверять каждую вещь в моем саквояже! Мне через час надо быть в банке, там битых полдня подписывать поручения, а еще надо успеть к вечернему поезду. Юленька, ну хоть ты её угомони! Ну, чистый фельдфебель!

— Молчи, вот я тебе, — маменька перетряхивала вещи в его саквояже, — хуже дитя, все надо проверять и перепроверять!

— Папенька, ты уезжаешь?

— Юленька, выехать надо прямо сейчас, боюсь опоздать к вечернему поезду, а тут еще и это… — он с горечью указал на усердствующую жену.

— У меня к тебе разговор!

— Ну, все, готово, — маменька с торжеством закрыла саквояж, — теперь я спокойна!

— Юленька! Что-то срочное?! Я очень тороплюсь!

— Да нет, папенька, счастливого пути! — она поцеловала и крепко обняла отца. Тот поднял её и закружил:

— Последняя поездка! Все! Оформляю договор о продаже рудников и домой! Уеду в поместье, заведу конезавод! А?! Валенька! Юленька!

— Дай бог, папенька! Дай бог!

— Ты вот что, — он серьезно посмотрел ей в глаза, ты не егози здесь! Будь умницей!

— Буду, папенька, буду, обещаю!

— Свежо предание…

Деменев сел в карету и, обернувшись на полдороге от ворот, послал обоим воздушный поцелуй.

Юлия вздохнула и прошла в столовую. Нянька Марья сидела с заговорщицким и чрезвычайно довольным видом. Она посмотрела на Юлию так, что та прыснула со смеху.

— Ну, давай уже, рассказывай, — Юлия налила себе чашку кофе, — ну ты же взорвешься сейчас, тебя ж распирает!

Нянька Марья разломила свежий крендель и протянула Юлии:

— Что мне сегодня Грунька Истоминская рассказала, когда мы за выпечкой в булочную шли! Истомин то младший жену зарезал!

Юлия поперхнулась. С ужасом она смотрела на няньку, та, насладившись произведенным впечатлением, невозмутимо продолжала:

— Ночью дело было, сразу после маскерада, Она его порезала, а он её, а она то на пятом месяце! Как ребеночка то не выкинула! Всю ночь полиция прислугу допрашивала, а под утро Андрея то Владимировича в участок отвезли. Наталья без памяти, доктора собрались, и рана то говорят не опасная, а только в себя она не приходит…