Не на месте
Шрифт:
Родитель насупился.
– Сталбыть так. Господин Ваарун желал видеть тебя. Пойдешь, и баста.
– О! И юная госпожа Ону Ваарун тоже изъявила желание? Раз так, буду ждать встречи с нетерпением.
– Во-во. Вот как раз без этого попрошу, - батя забарабанил когтями.
– Ты пойми, девка - то, что нам надо. Вааруны, положим, небогаты, и землишки у них аховые. Зато при связях и с князем в родстве.
Я завел очи к потолку. Потолок был безупречен - только весной красили.
– Ну! Выгодная партия!
– Да, выгодная! Кх-м...
– он все же попытался смягчиться: -
– Ыгы...
Это был уже перебор, и батя топнул сапожищем и заорал так, что на столе все запрыгало.
– Тауо-Рийя! Отвечай путем! Шо ты гымкаешь, как свинья?! Все понял, я спрашиваю?
Я внутренне поморщился.
– Да, отец.
– Чего ты должен делать?
– Быть в лучшем виде и очаровать Ваарунов наповал.
– Во! Молоц-ца.
Громыхнула дверь, дом задрожал от тяжких хозяйских шагов. Я раздраженно смахнул книжки и вцепился в собственную шевелюру.
Стратег! Ну, всё уже решил, не спросясь! И жену подобрал, как надо: и при связях, и из благородных, и без единого ри за душой, чтоб за простолюдина пойти. Всем невеста хороша, с какого боку ни глянь. Вот только страшна как смертный грех. Эру нашей закадычная подружка, такая же чувырла спесивая. Только еще и плоска как доска, да на язык позлее. Надо будет Дылде рассказать, чтоб поржал, потому как Юну Торрилун его по сравнению с моей - просто ягодка... Ох, батя, удружил! Ну, ничего, дождешься! Дулю тебе без масла! Женюсь я, как же! Тридюжь раз женюсь и переженюсь!
Я и до того был на взводе, а теперь и вовсе озверел. Стукнул по столу раз, другой. В локоть стрельнуло болью, но это лишь пуще меня разозлило, и я бил, и бил, и бил.
Упражняйся, твою мать, занимайся, твою мать, учись, женись, трудись, не вякай!..
В дверь сунулась тетка Анно с ворохом какого-то шмотья.
– Тауле, чего шумишь-то?
– Уйди, старуха!
– Э-э! Ах ты, паршивец! Ты стол-то не ломай, не ломай, охолонь. Глянь, я вот тебе обновки мерить принесла. Сам велел...
– Изыди, черт собачий!
Я стоял, набычившись, и усиленно дышал. Умей я изрыгать пламя, спалил бы к Наэ весь мир. Кухарка укоризненно цыкнула, бросила свою ношу на сундук и удалилась. Я тут же скомкал тряпки и швырнул в окно. Я потряс головой, потопал ногами, постучал кулаком о кулак и плюнул в направлении двери. Одернул рубаху, пригладил волоса, наклеил на морду улыбку и бодро двинулся вперед. Нет, нет и нет. Никто, ничто, никакая сволочь не выведет Ирууна из себя. Никакая долбанная тварь, черти б ее драли, паскуду, вражье семя!
***
Меня бесцельно мотало по городу. Обида развеялась, но саднила внутри тревога. Тянула, звала. Словно срочно нужно куда-то бежать, искать... Не знаю, что. От такого хорошо помогает выпивка, но сейчас и того нельзя. Я с тоской воззрился на три бочонка на цепи - вывеску нашего с ребятами любимого кабачка. Увы, увы. Иначе мне точно головы не сносить...
Пекло стояло страшное, но на улицах было довольно людно, торжища продолжались, хотя и не так бойко, как в первые дни. Меня вывело к помосту, что сколачивали на площади, и здесь ненадолго остановило. Очередная банда бродячих актеров, с Бережковской ярмарки, не иначе. Там побогаче, народу побольше, так что вся шушера (кстати, вместе с ворами-гастролерами) сперва туда, а после уж к нам. Потом меня повлекло дальше. Подумалось: нет, если и здесь, то не сейчас...
"Однако грабанули-то меня не пришлые, - размышлял я.
– Ведь одет я тогда был нарочно бедно, неприметно. Те гаврики знали, что я буду при деньгах. Кто-то их навел, точно..."
Следующая мысль была проще: домой. Бегом. Иначе мне каюк.
***
Старшие сидели в зале, за столом (все, кроме Эру - та опять потащилась каких-нибудь убогих обихаживать). Решили заморить червячка, чтобы в гостях уже кушать чинно, только из вежливости. Дядя Киту с двумя старшими кузинами больше были заняты игрой в кости, зато батя старательно кромсал что-то на тарелке ножом и вилкой.
– Гм, - отметил он мой приход.
– Ф-фу, - сказала мачеха.
А тетка Анно уцепила меня за рукав и повлекла на кухню, где уже ждали ведерный кувшин кипятка, бадейка с холодной водой, таз и прочее. Загремела гневно.
– А в баню не проще?
– поинтересовался я, нехотя стягивая рубаху.
– Ишь, какой, баню ему! Топи ему кажный день!
– она грубовато пригнула мою голову над тазом и принялась поливать и мылить, приговаривая: - Вот хозяюшка-покойница не дожила, не видала позорища! Он, ишь, кобениться будет, швыряться, хамить...
– Ой, ну ладно, извини, - отплевывался я.
– Слушай, может, я как-нибудь сам?
– Совести у тебя нет, у паразита, - кухарка внесла и бросила на лавку одежки: - На вот, сам велел новое все надеть. Еще сказал, чтоб дешевки на тебе никакой не было, только золото. Гривны эти сыми.
– Ага, разбежался.
Ну, дешевка, бронза. Подарок это от друзей.
– Тьфу, стервец упертый, - она хлопнула дверью.
Я домылся в одиночестве, вытерся, смотал с рук повязки - запеклось уж, и так сойдет. Оглядел обновы. Рубаха шикарная: темно-серая косоворотка с золотым шитьем. Сапоги мягкой кожи с каблучкам наборными, пахнут прям вкусно. Штаны добротные: суконные, толстые. Зажарюсь. Ну, да и копье с ними. То есть - в них. Ха-ха. Не смешно.
Поднялся к себе. Помедлил, снял "дешевки", надел что велено, заплел мокрые еще волосы в одну косу, прихватил золотой накладкой. Спустился в залу. Дядя Киту присвистнул и запустил в меня игральной костью.
– Вот что я тебе скажу, Таушка: симпотный ты парень! Кр-расота! Какой вымахал! Плечищи-то, а?
Дядя всегда умеет сделать акцент на хорошем. Но кузина Метиу тут же съязвила:
– Расти дальше, Большой Лягух. Будешь толстый, как дядя Ний.
– Цыть!
– одернул дядя.
– Парень сегодня должен держаться, как король. Неча его с настроения сбивать.