Не на месте
Шрифт:
А мужик этот, раб, глазом эдак косит: ну-ну, мол. Я им: а почем знать, что и впрямь - лорд? Вот мы его самого и спросим, чай, не скотина бессловесная. Ты, говорю, мил человек, из благородных али как? Нет, говорит, не лорд, слуга был лордов. А когти зачем содрали? Цену набить... Ох, и посмеялись мы со Съерхатом!
Гости хохочут. А дядя Ваи оценивающе косится на невольника. Дядя Ваи - удал, бесстрашен и горд. Ему неохота подлаживаться под старшего брата, он хочет открыть свое дело, на свои деньги. А наймитам в Рие хорошо платят, да и добычей недурной можно разжиться.
Батя весел, он щиплет пирог, запрокидывает кубок, утирается, крякает:
– Так-то! Ну, купили, ясно, задешево. Съерхат себе другого бойца взял, а этого мне уступил. Бери, говорит, он, ишь, смирный, по-рийски знает, пусть-ка твоего оболтуса языкам поучит да всяким ихним штукам...
"Каким еще штукам?" - настораживаюсь я.
– А вот те и ученик!
– восклицает дядя Киту.
– Ну, иди, Тау, смелей!
Но я прячусь за столбик лестницы: задница моя чует подвох. Все смеются. Только тетушка охает с укоризной, но ей меня не спасти. Ей не до того: у ней громадное блюдо с поросенком в руках, у ней виснут на подоле меньшие дочки, у ней полон дом гостей и голова кругом...
А батя продолжает, довольный:
– Вона, как удачно! Я с ним потолковал - дельный мужик. Хоть и чудной. Мне, говорит, все едино, жить аль помереть, потому как лицо потерял и право утратил решать. А мне, спрашиваю, будешь служить? Ты, говорит, Лорд, приказывай. (Эт' по вере ихней: навроде мне на роду написано людями командовать.) Он и по-нашенски даже маленько разумеет, ученый, эва! Я его и холостить не стал - не из таких он, чего зря срамить-то?.. Ну, ладныть. Эй, Веруанец, подь-ка! Тау! Подошел сюда быстро.
Я подползаю. Батя треплет меня по макушке и указывает на чужака в намертво заклепанном медном ошейнике.
– Вот, паря, эт' тебе учитель, слушайся его во всем, не перечь. А ты, сталбыть, учи. Языкам учи. По-рийски главное. Ну и другим тож, пригодится. Ну, из наук чего... И драться, ногами махать, как вы умеете... Да всему учи, чего сам ведаешь.
Чужак кивает молча.
– Да построже, - ухмыляется батя.
– Коли надо, хлыста для пользы дела не жалей. Разрешаю. Но чтоб толк из парня вышел. Ну, ступайте.
Перепуганный, я непременно убежал бы, если б так не боялся опозориться. Но поздно, сделка с судьбой свершилась.
Чужак страшон, как сам Наэ: тощий и жилистый, весь словно из веревок скручен, землистая кожа, нос крюком. Особо отвратительны пальцы: костлявые, со срубленными когтями - с этими пальцами мне еще предстоит познакомиться... Я жду, что он заведет разговор, он веруанец лишь зыркает вскользь и делает знак следовать за ним.
Во дворе душно и пыльно. Возятся, побрякивая чешуей, свиньи. Чужак садится у стены сарая, скрестив ноги. Я - напротив. Он говорит:
– Повторять за мной: ахо тъеом хаи риа.
Голос - как царапучая жесткая веревка.
– Ахе тиам хаи рия.
– Нет, четче: ахо... тъеом... хаи... риа.
– Ахе теом хаи рия.
– Ахо. Тъеом. Хаи. Риа.
– Ахе теам... Ай!
Неуловимое движение руки и легкий щелчок по лбу.
– Ага-а! Сразу ру-уки распуска-аешь!
– начинаю ныть я.
Второй щелчок, куда более чувствительный.
– Не болтать. Повторять: Ахо. Тъеом...
– Не бу-уду повторя-ать!
– вою я уже в голос и хлюпаю носом.
– Что это, сопли?
– резкий взмах и щелбан такой, что искры из глаз.
Я реву.
– Опять сопли?
– еще щелбан.
– Отец велел. Так надо. Повторять: Ахо. Тъеом. Хаи. Риа.
– Ахо тъеом хаи риа, - чеканю я, дрожа подбородком.
– Верно. Это значит: "Я буду говорить по-рийски".
– Не буду!
– рычу я, кулаками размазывая слезы.
– Что хошь делай, гад! Сдохну, не буду!
– Я должен тебя учить. Значит, я буду тебя учить.
***
С тех пор прошло полторы дюжины лет. Достаточно, чтобы понять: Учитель просто дословно исполнял приказ хозяина. Чертовски дословно...
Достаточно, чтобы сообразить: дядька мой погиб не абы где, а в том самом Веруане. Это туда рийцы слали войска, вербовали наемников...
– Повторим. Императорские династии.
– Первым императором, - начал я, - стал Эгоу Золотой Коготь, основатель династии Эгоууту, что правила более тысячи лет и многократно преумножила владенья свои. После Айданского переворота на трон взошел Лъяу Вероломный. Он приказал казнить всех Эгоууту, дабы искоренить род их. Уцелели лишь потомки Инну в Веруане, хотя признать Лъяу государем они отказались...
– Дальше, - кивнул Учитель. Лицо его непроницаемо.
– Э-э... Считалось, что не по праву себя увенчавший обрекает род свой проклятью. Так ли, нет, но протянули Лъяууту недолго: всех их преследовали несчастья, безумие и ранняя гибель...
Мы говорили на веруанском - языке, совершенно не нужном мне, да и вообще никому, поскольку Веруана более не существовало.
Он был старейшей из провинций Великой Айсарейской Империи и издревле имел особый статус. Там стоял Камень - святыня, что веруанцы охраняли веками, тысячелетиями. Камень, дарованный богом, частица его самого. Поклониться ему приезжали со всей Империи. Веками оттачивали в Веруане боевые искусства и ковали лучшие в мире клинки - веруанскую сталь. Отражали нападки соседей-иноверцев, а в случае угрозы стране приходили под руку государеву и сражались мастерски и свирепо.
Незыблемой оставалась и династия королей-жрецов, восходившая еще к легендарному Инну Пророку, родному брату первого айсарейского императора. И каждый новый король лично присягал государю, полагая себя его прямым вассалом и никак иначе.
Королей-жрецов не смели трогать даже узурпаторы, ибо род Иннууту считался заговоренным, самим богом назначенным править Веруаном. Неизменно мужи его были крепки здоровьем и духом и чтимы народом своим. А рождались в том роду, по слову божию, исключительно Лорды и Пророки, и Лорды крепили в народе единство и доблесть, а Пророки рекли истину высшую, и пророчеств тех побаивались, потому что они всегда сбывались.