Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело
Шрифт:
Храмин прошуршал ладонью по программке, лежащей на ее коленях, – хотел поймать руку. Лида отвела локоть, укоризненно скосив глаза: мол, не время и не место. И кто–то – она не поняла, кто и откуда, – бросил на нее пронзительный взгляд. Боже, где она?
На сцене что–то происходило… Теперь пели все и все приплясывали. Зачем они так исступленно надрываются? Поют о любви и широких просторах…
В шуме аплодисментов медленно зажигались светильники. К чему этот перерыв?.. Теперь ее рассмотрят, теперь люди все увидят.
Храмин взял ее под руку и галантно вывел в зал. Они включились в тихую круговерть засидевшихся зрителей.
– Как вам солистка? – спросил Храмин.
– Разве была солистка? – удивилась Лида.
– Она пела «Журавлиную любовь».
– Ах, которая без бакенбардов…
Марат Геннадиевич внимательно посмотрел на ее профиль:
– Вам ансамбль не нравится?
– Мне не хватает умного певца.
– Это же эстрада.
– А эстрада для глупостей?
– Все–таки не филармония.
– И к чему это козлиное бодрячество? Все поют бодро, на манер туристов. Разве песни о любви, о березах, о журавлях – бодрые песни?
– Лидия Николаевна, вы подходите к эстраде не с теми мерками. Она и создана для бодрости, для развлечения, для отдыха.
– Да? Строчки из старой песни «С наше повоюйте, с наше покочуйте…» артист исполнил каким–то радостным галопом. А разве они бодрые?
На нее смотрели. Не на зеленое же платье и не на бусы из горного хрусталя? Тут женщины одеты и поярче. На лицо, они смотрят на ее лицо, на котором все написано. Нужно повернуть голову к Храмину, слушать и говорить весь антракт, а потом, в зале, будет темнее, ее не увидят…
Марат Геннадиевич шагал важно, как по институтским коридорам.
– Мне понравилось соло на трубе, соло на электрогитаре и соло на рояле…
– А соло на микрофоне? – спросила Лида, улыбаясь.
– Понравился дуэт братьев Шампурских…
– Марат Геннадиевич, почему есть дуэты братьев и сестер, а почему нет дуэтов других родственников? Например, тещи и золовки, свекра и деверя?
Она улыбалась, потому что была на эстрадном концерте, куда приходят для бодрости, для развлечения… Еще для чего–то. Куда смотрит эта девушка в небесном брючном костюме – на нее? На лицо, где все написано.
– Хотите шампанского? – весело спросил Храмин.
– Конечно, хочу, – еще веселее ответила Лида: ведь эстрада.
В своем институте она старалась меньше ходить по коридорам, чтобы не встречать людей. Глаза – зеркало души… А лицо, оно зеркало чего – судьбы? Ей казалось, что любой встречный сразу видит, что она нелюбима. Вот идет женщина, которую вдруг разлюбил муж. А здесь, в этом громадном зале с миллионом светильников, видна каждая морщиночка на лбу, каждая складочка на щеке. Тут уж все знают, что ее разлюбил муж. Тут уж все знают, что она пришла с чужим мужем. При таком–то свете…
Они нашли место у стены, под хрустальным бра. При таком–то свете… Марат Геннадиевич принес два бокала холодного шампанского – даже стеклянная ножка ледяная. О, конфеты «Трюфели».
Он ссыпал мелочь в карман.
– Не люблю, когда у мужчины в кармане бренчат копейки.
– Да, лучше, когда там шуршат рубли.
Эстрада же, бодрость и шутки. И яркий, пронизывающий душу свет.
– Когда–то мы были на «ты» и без всяких отчеств. – Он поднял бокал.
Она хотела ответить, но за их четырехместный столик опустились еще двое – молодой человек с девушкой.
Храмин склонился и почти шепотом сказал:
– Предлагаю выпить за…
– У вас покурить не найдется? – спросил рыжий парень.
– Нет, – бросил Храмин в его сторону и начал заново: – Предлагаю выпить за…
– Не скажете, который час?
– Нет, – резко ответил Храмин и повернулся, зло уставившись на рыжеволосого: – Еще вопросы есть?
– Есть, шампанское того… холодное?
– Прохладное.
– Спасибо.
И Лида сразу вспомнила – он из уголовного розыска. Манера вмешиваться и задавать вопросы, как у Петельникова, которому все там подражают.
– Предлагаю выпить за наше будущее.
– За наше, – покорно выдохнула Лида.
– Которое начнется сегодня?
– Мужчины всегда спешат…
– Ну, а проводить я вас могу?
– Только до дому… пока, – громче сказала Лида и нахально посмотрела на нахального инспектора.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Подозреваю… Я теперь частенько подозреваю. Подозреваю, что любовь – для слабых натур. Поэтому женщины любят чаще и сильнее.
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Я похожа на своих родителей. А кто не похож? Только не рассказывайте мне про благотворное влияние коллектива. Какое может быть влияние, когда действует наследственность плюс воспитание. Они меня родили да потом восемнадцать лет поучали. И получили свою копию. Вот и решение проблемы, над которой думают ученые, – проблемы отцов и детей. Почему эта проблема есть, почему отцы и дети скандалят, почему разъезжаются… Потому что дети похожи на родителей, а именно: имеют одни недостатки. Поэтому и не могут ужиться. И запомните, запишите себе для диссертаций или для чего там: дети хотят жить не иначе, чем их родители, они хотят жить отдельно.
Лида еще не вернулась с работы. Может быть, и хорошо – он все продумает. Продумает… Он что – готовится к конференции? Разве не знает, о чем говорить? Столько вымученных мыслей…
Рябинин нехотя переоделся: то, что он хотел сказать, возможно, требовало костюма. У каждого человека есть слова, хранимые для каких–то главных минут. Неужели она наступила, его главная минута? Вот так, мирно и обыденно?
Он рассеянно открыл холодильник и обежал взглядом свертки, пакеты и баночки. Сейчас придет Лида и накормит. Но сначала он ей скажет. Пожалуй, лучше за ужином. Нет, за чаем. После, разумеется, после еды – возьмет за руки, посадит в кресло и вслед за ее удивленным «Да?» скажет давно припасенные, нетронутые слова.
Рябинин прошелся по квартире, охваченный нетерпением.
Нетронутые слова… Он скажет, что ее любит. Да, так и скажет: «Лида, я тебя люблю».
Он остановился у зеркала, где увидел настороженного субъекта в больших очках с оправой, вышедшей из моды. С растерзанной шевелюрой. Не голова, а овин. Нет, его остановил не субъект, – субъекта он знал…
Что же это за нетронутые слова «Я тебя люблю», которые говорят на всех свиданиях? Не их он держал в душе, не их копил всю совместную жизнь. Он скажет другие… «Лида, я буду любить тебя всю жизнь». И эти слова избиты так, что им даже не верят. «Лида, если тебя не будет…» Но ведь у него есть свои, накопленные, нетронутые…