Не от мира сего
Шрифт:
Сампса метался тигром из стороны в сторону, сопровождая каждый шаг ударом по цели. Кто успел вытащить свои ножи, те пали первыми. Кто схватился за луки — вторыми. Кто бросился к далеким городским стенам — третьими.
Князь Александр даже не подумал, что уронит свою честь, если исчезнет с поля битвы. Он упал в траву и пополз, как уж, к коновязи. Мошна с деньгами затрудняла передвижение, поэтому он ее сбросил вместе с портками. Когда конь помчал голозадого всадника прочь, то единственная мысль у него была: "Сможет ли безумный суоми догнать его бегом?"
Лишь только один человек смог покинуть поле битвы, не потеряв
Сампса нашел сброшенные в пылу погони князево исподнее, брезгливо ткнул их ногой и обнаружил деньги. Тогда он двинулся в направлении, куда утек самый взрослый среди всех разбойничков. Вряд ли кто-то из ровесников расплатился с Александром немецкими монетами.
Он не ошибся, когда заметил князя Владимира, вытаскивающего целый мешок с радостно позвякивающими артигами из дупла прибрежной ольхи. Князь сразу же понял всю бесперспективность разговоров, тоскливо поискал взглядом тевтонов и своего друга попа, но тех уже след простыл. Пришлось делиться нажитым богатством.
В итоге Сампса приобрел в личное пользование достаточно неплохой капитал, а князь Владимир — сотрясение мозга и лютую ненависть к суоми и всей Ливонии. Великан, сделавшись состоятельным человеком, сразу же остепенился, вернулся на остров Пириссар и роздал потерпевшим чудинам все содержимое мошны Александра. Те незамедлительно понастроили себе лодок, взамен погибших, и с песнями победителей вернулись по домам, вознося хвалебные гимны великому герою Сампсе Калевапойка.
Тот же вернулся в родную деревню Сари-мяги, справил себе богатырского коня и настоящий полуторный "скандальный" меч. Теперь он сделался независимым воином, да и народ потянулся за справедливостью. Дел навалилось много, как-то так выходило, что все они имели ярко выраженный межэтнический характер.
И пошел Сампса гулять по Ливонии: он засветился в восстании эстов в Толова, кое-что исправил в избиении лопарей на Кеми (поменял местами избиваемых с избивателями), в Новгороде вышел на Правду, отлупив чуть позднее самых ярых "правдолюбцев". Словом, не сидел, сложа руки.
И то, что он теперь объявился в стане у Илейко, вовсе не говорило, что богатырь просто случайно забрел на огонек.
7. Сампса и Илейко против Соловья-разбойника
Богатырь-суоми был безоружен и безлошаден. Так раньше не бывало. Даже Илейко носил при себе топор. Значит, пришел из Вителе, потому что какой-нибудь добрый видличанин сообщил об очень высоком ливе, проехавшем через деревню.
— Каким же образом ты, герой Сампса, обо мне-то узнал, скромном жителе Вайкойлы? — спросил Илейко.
— Сам знаешь, слухами земля полнится, — улыбнулся тот. — Я и батюшку твоего знал, и матушку. Когда же весть про то, что князь Владимир Мстиславич озаботился получением грамоты по тебе, дошла до меня, то показалось мне, что дело тут не уха. Ничего этот слэйвин не будет делать просто так. И казаки, неспособные передвигаться, для него не нужны. А вот такие как ты — за милую душу.
Сампса имел много источников информации, которая разлеталась по городам и весям быстрее голубиной почты. Такая уж у него была специфика рода деятельности. О чудесном выздоровлении в Вайкойле, оказалось, знают уже все в окрестностях Олонца. Только для самого Илейко это казалось личной тайной. Князь Владимир уже в Тулоксе народ известил, что придет-де обратно из Виелярви богатырь, прибивший там хорошего человека. И надобно было его, этого богатыря, отправить на беседу с самим Владимиром в Новгород — дело у него к нему есть, да и заступиться в случае судебных неурядиц он сможет. А за убийство достойного человека никто по голове не погладит, пусть даже оно свершилось по-неосторожности, по-неопытности, или вообще не совершилось. Или недостойного человека, или вообще нечеловека. Короче, Владимир — отец и заступник, просто Красное Солнышко.
Сампса по делам приехал в Вителе, остановился у одного уважаемого человека, хотя и прижимистого донельзя. Он живицей лесной промышляет, богат и доволен, если бы не одно беспокойство. Вот с этим-то беспокойством и предстояло разобраться богатырю. А тут, как вихрь, промчался через всю Видлицу Чома-парень на лихом коне, из ноздрей дым, из под хвоста огонь. Не у красавца, конечно, а у горячего скакуна. Никто и глазом моргнуть не успел, как скрылся он за поворотом. Не иначе, как торопился добрый молодец проехать "Корелу проклятую по пути в Индию далекую".
Кто ростом наделен высоким? Только Сампса-богатырь. Кто самый красивый? Сампса богатырь. Кто самый сильный? Правильно, только Сампса-богатырь. Стало быть, это он и проехал. Но вот ведь незадача, сам Сампса в это время был в другом месте и с другим людьми. Стало быть — это ни кто иной, как Илейко, или же, как его стали называть с подачи князя Владимира, Илейко Нурманин. И на месте этого Нурманина Сампса бы обязательно остановился на ночлег в самом удобном месте, то есть у Диадёй Саарет. По ночам ездить в лесу не больно-то интересно. Раз в деревне не заночевал, значит, не хочет привлекать к себе внимания.
Так и вышло. Сампса, как человек негордый, сам навестил "крестничка", с первого же взгляда поняв, что не ошибся в своих предположениях. А со второго так вообще решил, что общение с ним — это благость. Если, конечно, бескорыстное общение.
— Итак, друг мой, придется тебе снова уйти в безвестность, — сказал Сампса. — Пусть князек этот — Вова ищет тебя, хоть заищет. Если, конечно, нет у тебя желания в казаки податься.
— Нет, без всяких сомнений, — живо ответил Илейко. — Я уже побыл три десятка лет казаком своей неподвижности. Надо же свободу ощутить на вкус.
— Оно, конечно, верно, — кивнул головой суоми. — Вот только позволь тебе задать вопрос: на что жить-то собираешься?
Илейко не торопился с ответом. Наступила тишина, нарушаемая изредка лишь звуком, создаваемым Заразой, когда та трясла по непонятной причине головой, колыхая во все стороны свою гриву. Даже костер не стрелял искрами.
— И я тебе отвечу, — наконец, проговорил лив. — Умею обращаться с точилом. Тахкодай я замечательный. Но для того, чтобы одну деревню не заточить до основания, следует передвигаться. И везде люди — и везде происки этого Владимира. Так что пока я пойду на севера. Надеюсь, научусь там чему-нибудь полезному.