Не подарочки для полковника. Воронцовы
Шрифт:
— Мише хуже? — дергаюсь в сторону двери.
— Нет-нет. Я признавалась ему кое в чем. Вот и расплакалась.
Громкий звук взорвал тишину коридора. Повернув голову на женские голоса, заметила свору Воронцовых за стеклянной дверью.
Одна надежда, что кроме матери в реанимацию никого не пустят.
— А вот и ваши родственники Воронцовы! — показываю рукой на стекло.
Серафима жмется ко мне.
— Я бы не хотела сейчас встречаться с ними, объясняться. Я безумно виновата.
— Поверьте, в мои планы
Хватаем за руки упирающихся пацанов, сбегаем по черной лестнице.
— Ко мне? Или в кафе? Нам надо серьезно поговорить.
Понимаю, что от влияния Серафимы зависит решение, которое примет Миша. И оно мне небезразлично.
Как бы Миша не полюбил мальчишек, это не повлияет на выбор женщины. А вот если Фима решит к нему вернуться, то возможно всё. Чем черт не шутит!
Михаил
С трудом открываю глаза, осматриваюсь.
— Мишенька! Сынок!
— Михаил Васильевич, разве можно так пугать!
Ко мне бросаются мать и сестра Маша.
С удивлением гляжу на них, спрашиваю пересохшими губами:
— Где Серафима?
— Это кто? — мама нежно гладит мою руку.
— Мать моих сыновей.
Глава 21
Полина
Не успеваем спуститься вниз, как мой телефон начинает громко трезвонить в кармане куртки.
— Вашу Машу! — шепчу недовольно, глядя на незнакомый номер телефона. Раздумываю, стоит ли отвечать.
— Тетя Полина, телефон, — комментирует мне Леха.
Будто я маленький ребенок и не понимаю, что надо ответить.
— Да, — произношу едва слышно.
— Полина, это Мария — сестра Михаила. Он очнулся, требует, чтобы ты, сыновья, и их мать поднялись в палату.
Трясущимися руками перекладываю трубку в другую руку, прижимаю к левому уху. Так мне удобнее и понятнее.
— Очнулся? Идем, — выключаю мобильный, бросаю тревожный взгляд на нашу процессию. — Миша пришел в себя, зовет.
— Папуля!
— Папка!
Вопят пацаны, и на их одинаковых лицах нарисовано запредельное счастье.
Мы же с Серафимой в полном ужасе.
Конечно, мы безмерно рады, что Мишенька очнулся и всё плохое позади. Но у нас у обеих есть секретики, которые придется раскрыть, едва мы поднимемся наверх.
Обе до чертиков боимся. У каждой из нас свой страх, и совсем скоро будем вынуждены заглянуть ему в глаза.
— Очень мало времени до обратного рейса домой, — невнятно бубнит Сима, растеряв свою решительность и мужественность, пока поднимаемся по лестнице обратно. — Рейс в 23.50. Сынок, быстро целуешь папку, прощаешься, и мы едем в аэропорт.
Вздрагиваю. Неужели мои худшие опасения не оправдались, Сима не настаивает на том, что захомутать Мишу.
Красивая женщина легко и просто уберется с моей дороги?
Мысли мечутся, не дают покоя моей беспокойной голове.
— Не желаете остаться в Москве? Подождать, пока Михаил поправится, обсудить с ним дальнейшее воспитание детей?
— О чем вы? — Сима напрягается всем телом. Кажется, дотронься до нее и она взорвется, лопнет как натянутая струна.
— Воронцов — отец мальчиков, он же будет принимать непосредственное участие в дальнейшем воспитании близнецов?! Надо обговорить условия.
— Пожалуйста, прекратите внушать ребятам несбыточные надежды! — шипит на меня женщина, и я прихожу в полный шок. Неужели, она не знает ничего о планах сыновей? Или прикидывается невинной овечкой?
Изнутри меня выедают сомнения. Может, это коварный план соперницы?
Поднимаемся на нужный этаж, заходим в коридор.
— Ничего себе! — причитает медсестра. — Это кто же оставил открытой дверь на пожарную лестницу?
— Извините, Воронцов ждет! — докладываем ей.
— Не пущу табор! У пациента уже два родственника, ему нельзя волноваться.
— Вы не понимаете, если мы не зайдем, тогда он будет волноваться гораздо сильнее! — информирую я, прикрывая собственные оголенные ноги маленькой сумочкой.
— Вы кто? — тычет в меня пухлым пальцем.
— Невеста…
— А они? — окатывает холодным взглядом троицу Шурочкиных.
— Бывшая невеста и сыновья Воронцова! — выпаливаю я.
— Вот значит как! Две невесты на одного мужика и ни одной жены. Грустно, однако.
Дверь палаты открывается, оттуда высовывается красивое округлое лицо Марии Покровской.
— Заходите!! Чего застряли? Миша только вас и ждет!!
— Кого именно? — нервно озираюсь на Шурочкиных.
— Всех четверых!!
— Я пожалуюсь врачу, — мяучит медсестра на посту, и куда-то убегает.
А мы гуськом просачиваемся в реанимационную палату.
Миша лежит на кровати, прикрыв глаза, будто устал. Едва приближаемся к нему, как он распахивает глаза, ощутив дуновение ветерка, который мы пригнали из коридора.
— Ты? — его глаза выхватывают первой меня. Глядит осуждающе на мои шорты. — Я куплю тебе паранджу, чтобы не ходила в полуголом виде по Москве, пока я «сплю»!
Мое сердечко замирает. Что сейчас было? Мужчина предъявляет на меня права? Ревнует? Значит ли это, что я ему дорога? Или он меня просто воспитывает?
Пока копаюсь в своих мыслях, Миша переводит взгляд на пацанов.
— Это второй? — пациент с трудом шевелит рукой, подзывая к себе мальчишку.
Антон делает осторожный шаг вперед и замирает…
А потом всё идет не по плану — пацаны бросаются к отцу, падают перед кроватью на колени, хватают отца за руки, в голос вопят:
— Папка, только не умирай!! Так нечестно. Мы еще не сходили на рыбалку, не покатались на машинках, не погоняли на великах, не порубились в шахматы.