Не подарочки для полковника. Воронцовы
Шрифт:
Слишком хорошо его изучила, понимаю, он что-то выгадывает.
В голове формируются мысли, а Иван улавливает их и опережает меня:
— Или у тебя появился мужик?..
— О чем ты? — стараюсь казаться безразличной.
— О твоем соседе, — цедит тихо, и желваки играют на его лице.
Вдох-выдох. Выравниваю дыхание. Пытаюсь угомонить учащенно бьющееся сердечко. Очень хочется крикнуть: — пошел ты! Не твоего ума дело!
Но при дочери не могу. Стефа сидит напротив меня как застывшая куколка в ожидании моего решения.
Успокаиваю закипевший мозг.
Выныриваю из своей скорлупы, вскидываю взгляд на бывшего мужа. Смотрю отстраненно. На моих губах расцветает наглая улыбка.
— Петров, у меня появилась большая сумма денег.
— Сестра дала? — Его глаза загораются. — Ты наконец-то забрала свою долю наследства?
— Нет! Прекрасно знаешь, я виновата косвенно в смерти отца — в его инфаркте. Кстати, ты виновен не меньше меня!
— С больной головы на здоровую не перекладывай, пожалуйста, — огрызается мужчина.
— Всего лишь констатирую факт, — шепчу отчаянно. Перевожу дыхание, освобождаю в груди место от страха отважности. Больше не уступлю бывшему, даже в разговоре. Достаточно он меня подавлял.
— Бог с тобой, убогая. Виноват, так виноват. Что там насчет денег? Есть большая сумма денег. Меняемся? — сиплю я.
Прислушиваюсь к своим словам. Жутко. Мерзко. Иду ва-банк, блефую, выменивая дочь на деньги Воронцова.
— Деньги Воронцова? Твой любовник, — Петров грубо хватает за руку.
— Отпусти, — шиплю на него. — Миша тебя раздавит как клопа!
Гаденыш улыбается широко, прижимается губами к моим сомкнутым губам.
— Изменщица! Моей дочери не нужна гулящая мать!
— О чем ты говоришь? — прикрываю глаза, чтобы угомонить взрывоопасные эмоции. Задерживаю дыхание, чтобы не вдыхать отравленный мужем воздух.
— Не верю, что ты чокнутый ревнивец и подлец! Ваня, вспомни, каким ты был, пожалуйста. Найди в себе силы и доброту.
— Значит, ты со своим богатеем из-за денег? — ухмыляется муж. — Я так и знал, что ты меркантильная! Обвиняла меня в жадности все эти годы!
Гляжу в его горящие глаза, понимаю, человек неизлечимо болен злобой.
— В воскресенье могу забрать Стефу, погулять в парке? — пытаюсь сменить тему.
Тонкие губы мужчины растягиваются в кривой усмешке.
— Как сама думаешь? После всего, что я узнал о тебе…
— И?..
— Конечно, нет! Убирайся к своему Воронцову.
— Могу попрощаться с доченькой?
— Нет!!
Резко вскакиваю, успеваю добежать до дивана, когда Ваня догоняет и преграждает дорогу.
Его рука скользит по моему плечу, пальцы касаются кожи над ключицами, возникает ощущение, что рептилия проскользнула. Вздрагиваю, падаю на диван, не удерживаясь на ногах.
— Уходи, — хладнокровно приказывает Петров.
— Уйду, но ты об этом пожалеешь, — выдыхаю и поднимаюсь.
— Смеешь угрожать? — прилетает в спину.
— Нет, — отсекаю резко. — Готовься к войне, — бросаю на Петрова суровый взгляд.
Краснеет как рак, шепчет так тихо, чтобы дочь не услышала:
— Посмотрим, кто кого!
— Ты псих? Ведешь себя абсолютно неадекватно. У нас дочь, мы должны договариваться. Понимаешь? Мы никогда не будем вместе. Эта твоя афера с дочерью не прошла. Я всё равно заберу малышку у тебя. Докажу через суд, что ты опасен.
Петров тяжело дышит.
Понимаю, это последний шанс уйти живой, здоровой.
— Стефания, мама ушла! — бросаю вглубь дома, выбегаю прочь.
Я приняла окончательное и бесповоротное решение отомстить мужу. Кривлю губы, бегу к машине Воронцовых.
Глава 26
Полина
Я как побитый щенок, не знаю, куда пристроить себя, чтобы зализать раны. Воронцовы — хорошие, но они мне чужие люди. Мише сейчас не до меня. Как сквозь вату слышу в ушах голос подсознания:
— Андреева, у тебя есть мама и сестра. Засунь гордыню, сама знаешь куда. Сними трубку, набери родные номера. Ты их помнишь наизусть!
Первой набираю маму, но вовремя вспоминаю, что она мучается давлением в последние два года. Чуйка подсказывает мне, что вина недуга лежит на мне.
От этого не легче. Становится лишь тяжелее на душе.
— Мама, привет! — выпаливаю я, едва слышу ее глухой голос.
— Поля! — в интонации так много радости, что меня плющит этот груз.
— Мама, как ты? Вита сказала, что ты только вернулась из санатория.
— Детка, я в полном порядке! Давление нормализовалось, не прыгает… — между нами виснет напряженная пауза. — Хочешь поговорить о том, что случилось?
— Нет, — отрезаю быстро. Ни к чему нам обеим сейчас волноваться.
— Соскучилась, — впервые признаюсь себе, что очень хочу увидеть мамино лицо, ее глаза.
— Приедешь?.. — спрашивает нерешительно, не давит, не заставляет. Просто интересуется как бы, между прочим.
— Не сегодня. Целую. — Отключаюсь.
Раньше я винила маму в том, что она согласилась на условия отца, не возразила ему, позволила разъединить нас с сестрой. Сейчас я обвиняю себя в том, что мама в цветущем возрасте потеряла здоровье.
Тяжело вздыхаю.
Мне тридцать два года! А я не могу справиться со своей жизнью. До сих пор не понимаю, как так случилось. Впиваюсь ногтями себе в руку.
Водитель везет меня по знакомой дороге в дом к Воронцовым.
— Стой! — называю адрес Виталины и Клима. — Едем к сестре.
— Точно? Было указание вернуть вас обратно.
— Мы вернемся, — успокаиваю мужчину.
Через час подъезжаем к дому сестры. Они сейчас живут в городе, в папиной огромной квартире. Пока Ванька в армии, а младший наследник в кадетском корпусе, Красовские живут в городе. Так удобнее, ближе до работы. В целом, не тяготит огромный дом, который оставил сестре папа. Тяжело жить там, откуда ушли родные.