Не расстанусь с Ван Гогом
Шрифт:
– В театре служение, – поправила Надя.
– Прости, прости. Да, именно служение, а служба в армии и в церкви, совсем забыл. Совсем меня кино засосало. А сцена иногда снится, с удовольствием в какой-нибудь театральной постановке поучаствовал бы. Но уж слишком большая разница в оплате труда. А нам ведь деньги нужны, не так ли?
Надежда кивнула.
– Кстати, о деньгах, – продолжил Саша. – Ты решила, какая сумма все-таки тебе требуется?
– Пока не знаю, но, думаю, не более сорока тысяч евро.
– Замечательно, я даю их тебе как своей жене. Дам больше,
– Но я не готова выходить за тебя сейчас.
– А так просто деньги ты не возьмешь?
Она подумала и опять кивнула.
– Хорошо, тогда поступим так. Я даю деньги, ты думаешь, а пока ты думаешь, я что-то возьму у тебя взамен. Надумаешь выйти за меня, и эта вещь к тебе возвратится.
– Какая вещь? – не поняла Надя. – У меня в доме ничего ценного нет.
– А мне все равно, ценная она или нет. Давай я возьму… возьму… Что бы такого у тебя взять? Ну, давай я унесу с собой эту копию Ван Гога.
– Нет. Картина – подарок Елены Юрьевны, ты же знаешь.
– Будем считать, что Радецкая подарила необходимые тебе сорок тысяч евро. Неплохой, кстати, подарок.
В глубине квартиры зазвонил мобильный телефон Нади, и она бросилась к нему. Холмогоров продолжал разглагольствовать:
– А может, и тебе попробовать себя в какой-нибудь роли? Ты ведь очень типажная. Тебе даже говорить не надо – образ уже создан. Для начала дадим тебе эпизод, а потом, глядишь, и роль небольшую. Ты же потомственная театральная актриса, должна понимать, что маленьких ролей не бывает. Да кого я убеждаю? Тебя же сам Журавлев на коленях держал…
Александр прошел в гостиную за Надей. Та, сделав знак рукой, чтобы он помолчал, произнесла, отвечая на вызов:
– Слушаю вас.
И услышала немного искаженный голос Линдмарка:
– Добрый вечер. Сегодня я лично переговорил с наследником. Дважды звонил ему, пытался убедить, но он не соглашается даже обсуждать этот вопрос.
– Какой вопрос? – не поняла Надя.
– Наследник не хочет продавать картину вообще, твердит, что это единственная память о его отце. Те немногие работы, которые оставались у них в доме, он уже продал в запале…. Или в запальчивости? Как правильно по-русски?
– Неважно. Сколько вы ему предлагали?
– В том-то все и дело! Этот господин сказал, что даже за миллион ее не отдаст. Когда же я напомнил, что оценочная стоимость тридцать семь тысяч семьсот двадцать евро, мой собеседник только рассмеялся. А потом ответил мне грубостью.
– И что теперь?
– Вы расстроены? Вы готовы были выложить огромные деньги за мазню, которая ничего не стоит? Успокойтесь и радуйтесь, что сохранили свои деньги. Или чужие. Вы же, наверное, собирались занять у кого-то нужную сумму? Ложитесь спать пораньше, подумайте перед сном о чем-нибудь приятном, а завтра проснетесь и поблагодарите бога, что он сохранил вас от неосторожного шага. Я вам позвоню через два дня и назначу встречу, чтобы провести процедуру изъятия. Так что посмотрите напоследок на картинку и найдите в ней кучу недостатков. До свидания.
Надя продолжала сжимать замолкшую трубку, глядя в окно, за которым вдруг повалил с неба мокрый
– Тебя ведь сам Николай Георгиевич Журавлев на руках нянчил, – продолжил разглагольствовать Холмогоров. – И потом, ты была замужем за актером, которого многие считают очень талантливым.
– К сожалению, талант не передается половым путем, – вздохнула Надя.
Вздохнула, разумеется, по другому поводу.
– Ты чем-то расстроена?
– Нет..
Она положила трубку и перестала смотреть на снег.
– Мне уже не нужны деньги.
Холмогоров растерялся. Но тут же взял себя в руки и широко улыбнулся:
– Очень хорошо! В новую жизнь надо вступать без финансовых проблем.
– Мне уже не нужна новая жизнь.
– Ладно, давай вернемся к старой – к той, которая у нас была и которая нравилась нам обоим.
Она промолчала и закрыла лицо ладонями. Саше показалось, что Надя плачет. Он подошел к ней и отвел ладони в сторону. Надя была спокойна, и глаза ее оставались сухими.
– Давай сядем за стол и все обсудим, – предложил Холмогоров.
– Я благодарна тебе за сочувствие, но шампанское сегодня пить у меня нет настроения. Если у тебя намечается какой-то праздник, то можешь идти.
Александр отступил на шаг. Потом развернулся и не спеша, как будто ожидая, что она его окликнет, вышел из гостиной. Остановился возле зеркала в коридоре, бросил взгляд на свое отражение, провел ладонью по щеке, проверяя, насколько гладко выбрит. Затем глянул на тумбочку. Рядом с телефонным аппаратом лежала небольшая связка ключей. Холмогоров посмотрел на входную дверь – точно такая же связка болталась на кольце ключа, вставленного в замок. Прислушался к тому, что происходит в гостиной. Но ни шорох шагов, ни какие-либо иные звуки из комнаты не доносились. Тогда он взял связку с тумбочки и быстро сунул в карман брюк. Потом прошел на кухню и забрал со стола бутылку «Мондоро». Подумал немного и начал собирать все, что принес: сыр, оливки, виноград… Потом вышел в прихожую и крикнул:
– Ладно, я пойду. Провожать меня не надо. Не обижайся, но шампанское я и в самом деле забрал – отвезу Ваське Горелову, а то он, бедный, сгорает на работе без тебя, пусть хоть дома отдохнет немного. Пока. Не забудь запереть входную дверь.
Холмогоров вышел на площадку, вызвал лифт, услышал, как поворачивается в замке двери Надиной квартиры ключ. Шагнул в раскрывшиеся двери подошедшего лифта и произнес шепотом, хоть и громко:
– Ну, ты сама напросилась…
Потому что держать в себе злость не было сил.
Выйдя во двор, он достал мобильник и нашел в записной книжке запись «нотариус». Нажал кнопку, подождал и, как только услышал голос Наты, радостно выдохнул:
– Наконец-то! Мы сегодня закончили чуть раньше, и я еду к тебе. По дороге прихвачу шампанское, сыр… Ничего не надо, говоришь? А может, и я не нужен?.. Приятно слышать, но я все-таки прихвачу шампусика. Целую, до встречи, моя хорошая.
Александр сел за руль и, заводя двигатель, подумал, что следует купить цветы.
– Цветы, цветы, цветы… – замурлыкал Холмогоров, отгоняя от себя мысли о Наде.