Не родись красивой...
Шрифт:
— Бедный. Даже покраснел, — сказал кандидат на Нобелевскую премию. — Нет, отрезать жалко. Очень хороший палец.
— Говоришь, тесно ему? Дай-ка гляну на сапог...
Всё обследовал Митя. Снаружи. Рукой ощупал и внутри. Наконец сделал такое заключение:
— Сапог надо растянуть. Туда, где палец, вставим округлую деревянную чурочку, а вторую — у каблука. Потом вбиваем постепенно клин.
— Митенька, ты гений!
А мысль изобретателя уже бежала дальше: не налить ли внутрь сапога горячей воды или напустить из чайника пару?..
От
— Завтра будет готово, — пообещал «инженер». Он спрятал сапог в сумку, положил туда и пустую банку из-под клубники. — Ещё редиски принесу. Такой ты не видела. Американская. Белая и длинная, как морковка.
Я покраснела и сказала сердито:
— Давай уж тогда протяни между балконами питательную трубку. Будешь суп мне лить, компот, яблочный сок. Молоко. Бурёнушки у вас нет?
— Корову купить бы здорово, — улыбнулся Митя и сказал: — Ну, чего ты обиделась? Мы этой американкой большущую грядку засадили. Носить не переносить. Это же не с базара. Как вот сейчас не догадался? И правда, была бы жилка — в одну минуту приехала бы по почте... А ну, покажи на балконе перила. Может, острое железо перетёрло леску? Отчего-то ведь лопнула. Просто так ничего не бывает.
Мы вышли на балкон. В том месте перил, где недавно была перехлёстнута капроновая леска, ничего особенного не обнару жилось — ни гвоздя, ни железа. Правда, сантиметрах в тридцати белела царапина. И похоже, недавняя, свежая. Но это в другом месте. А леска была вот здесь, даже след остался — тёрлась по коричневой краске.
— Кажется, всё-таки ворона оборвала, — сказал Митя.
Я была согласна, он же лучше понимает.
ЧЕТЫРЕ ЗВОНКА
Я сегодня вконец издёргала Звонарёва. Только до обеда несколько раз звонила ему. Первый раз поблагодарила за солнышко. Глаза открыла — зайчик на стене сияет, прозрачный кулёк с зелёными листочками сияет. Скорей и побежала звонить.
— Это не мне спасибо, — скромно ответил Митя. — Это сам Господь Бог распорядился. Зачем, думает, Центральная Россия под облаками страдает? Надо их солнышком порадовать. Подул посильней ветром и все облака разогнал.
— Значит, ты, Митенька, Божий помощник. Лимон вместе со мной говорит тебе спасибо.
— Не поглядела сейчас на росток? Должен увеличиться.
— Погляжу. А как мой сапожок себя чувствует?
— Да вот всё думает, как бы твоему бедному пальчику помочь.
— Тогда ещё раз спасибо.
Зелёную телефонную трубку я даже погладила. Сколько приятного мне рассказала!
Но через час, после того, как сходила в магазин, занесла продукты дедушке Леонтию и немножко посидела у него, я быстренько поднялась к себе и снова позвонила «инженеру»:
— Митя, скорей вынимай клин. И погляди, сапог не порвался?
— Да почему? — встревожился тот.
— Потому что
— Ничего с ним не сделалось, — обиженно сказал Митя. — Это откуда такая информация?
— Дедушка Леонтий сказал. Он всё знает.
— Так что, вынуть клин?
— Конечно.
— А сапог принести? Будешь дома?
— Так я же дома. Принеси!
Плохо разговаривала. Грубо. Чего накинулась? Будто он виноват. Я же сама вчера похвалила, сказала, что он гений.
Разумеется, ему было обидно. Даже в комнату не захотел пройти, когда я открыла дверь. Достал из сумки сапог. А следом молча протянул кулёк с белым редисом.
— Не сердись, — улыбнулась я виновато. А сапог и правда целый. Сейчас примерю. Я надела сапог и радостно сказала: — Ты волшебник! Пальцу такой кайф. Спасибо! А можно твою американскую редиску попробовать?
— Она мытая.
— Это верно, Анюта, пример, Баба Яга.
Я откусила хвостик и от удовольствия закатила глаза.
А он всё равно был грустный.
— Я пошёл. Отец просил заплатить за квартиру и телефон.
Когда за ним закрылась дверь, я вздохнула и для верности, по совету дедушки Леонтия, зажгла свечку. Кап, кап... Через минуту носок сапога покрылся белесой восковой корочкой. Вот и пион можно бы так. Хотя зачем? Правильно, что отстригла.
Намоченный ком газеты я затолкала в носок сапога.
Кажется, всё сделала. Теперь-то уж наверняка будет кайф. А на душе легче не стало. Это я, только я виновата. Когда же научусь перед тем, как что-то сделать, сначала хорошенько подумать? Уж сколько раз спотыкалась на этом.
Я посмотрела себе под ноги. И словно во искупление грехов, решила приняться за самую тяжёлую и нелюбимую работу — вымыть полы.
Долго возилась. Устала, вспотела. Потом с удовольствием стояла под тёплым, ласковым душем. И подобрела к себе. Босиком прошлась по чистому полу. За квартиру и телефон Митя давно уже заплатил. Я снова расчесала гребнем волосы и позвонила в третий раз:
— Митя, умник, отругай меня, дурочку. Правда, отругай. Это все ужасный характер мой виноват. Невыдержанная, злючка.
— Мне стыдно, честное слово, очень стыдно.
Я не играла. В моём голосе нельзя было не слышать искренности. Митя почувствовал это, похоже, даже испугался и, словно заикаясь, сказал:
— Анют, да я... нисколько... Это ты меня не ругай. В самом деле, ведь мог и порвать. Лопнул бы шов или кожа...
— Митя, во мне всё-всё намешано — и плохое, и хорошее. Знаешь, после смерти бабушки Марьи мне очень захотелось делать что-нибудь хорошее. С того дня каждое утро захожу в сорок первую квартиру, где живёт дедушка Леонтий. Покупаю ему в магазине продукты. Он теперь так улыбается, угощает меня чаем. Сегодня сказал, как надо растягивать тесную обувь. Мить, может, я не совсем уж плохая? Как ты считаешь?