Не склонив головы
Шрифт:
К сообщению товарища Соколов отнесся неожиданно скептически.
— Все думаешь? — хмуро отозвался он. — Зачем? Мы — в Германии, попробуй пикнуть, не успеешь моргнуть — прихлопают. — Он нагнулся ближе к Луговому, хотел что-то добавить. Но увидев, как сердито сдвинуты его брови, каким вдруг холодным и жестким стал взгляд, замолчал.
— Что же, Костя, высказывайся до конца.
У Соколова задергалось веко, он прикрыл его рукой и с сомнением произнес:
— Фрицы побоялись бы допустить нас к секретному производству. Они же не дураки, понимают,
— Ты ошибаешься, Костя, — горячо заговорил Луговой. — Понимаешь, не хватает у немцев рабочих рук, все пожирает фронт! После Сталинграда им не до выбора, некогда!
— Да, траур они справляли неспроста.
— Знаешь, Костя, нам надо установить, что за аппаратура выпускается заводом.
Соколов неопределенно кивнул головой. Он снял с себя куртку, забрался на верхние нары и начал неторопливо зашивать рукав. Выражение лица его было сосредоточенным, он старался прихватить разорванное место двойным швом. Однако портняжное дело продвигалось медленно, прелые нитки обрывались. Соколов злился, дергал за иголку, но получалось еще хуже. Он старался ни о чем не думать, но раздражение росло. У него появилось твердое убеждение — Луговой что-то замышляет.
«Неужели не ясно, стоит попытаться что-либо предпринять и нас немедленно уничтожат, — думал Соколов. — Ведь мы находимся в самом центре Германии. И чего Петро егозится? В наших условиях главное — выжить. Рисковать собой и товарищами глупо и не просто глупо, недопустимо». Соколов вспомнил, что Луговой однажды сказал ему: «За жизнь необходимо бороться!» Да, с этим Соколов был вполне согласен. Не напрасно же он решился на побег! Но разве добровольный риск означает борьбу за жизнь? Нет, Петро противоречит себе. Соколов нервно подернул плечом, с досадой посмотрел вниз, где сидел Луговой.
Петр Михайлович негромко разговаривал с Пашкой и, казалось, не замечал Соколова. За весь вечер Петр Михайлович вообще больше не обращался к старому товарищу. И Соколову стало не по себе.
Прошло несколько дней, Луговой все время думал об огромных и непонятных ему блоках, тех самых блоках, что без конца поступают в цех из других корпусов. Пашка как-то высказал предположение: «Это, по-моему, генераторы. А при них вроде приемники, но совсем новые, я таких не встречал». В другой раз Пашка дополнил: «Аппаратура, наверное, предназначена для подводных лодок». Но это были только предположения.
Соколов не вмешивался в разговоры Лугового с Пашкой. Правда, молчал Соколов не потому, что не хотел помочь своим товарищам разобраться в производстве. Производство было загадкой и для него. В то же время он полагал, что в тех условиях, в которых находится он сам и сотни таких же рабочих, излишнее любопытство может привести к неприятности.
Между тем Луговой все еще терялся в догадках, он думал… думал и все никак не мог ответить на вопрос: «Что же это за блоки? Для чего они предназначены?»
Однажды мастер послал Петра Михайловича
— Куда лезешь! — охранник погрозил автоматом.
— Мастер приказал… — подбирая немецкие слова, Луговой стал объяснять, что выполняет поручение. Спокойно выслушав, охранник сильно ударил его кулаком. Стиснув зубы, Петр Михайлович отошел в сторону. Инструмент он понес другой дорогой.
После случая у конвейера Петр Михайлович понял, как трудно ему одному разобраться в этой загадке. А товарищи? Нет, вряд ли смогут они помочь ему узнать секрет производства. Ведь они в недалеком прошлом гражданские люди. Но что же тогда делать?..
Как-то вечером, незадолго перед сном, к Луговому подошел Аркадий Родионович Органов. С тех пор, как произошло первое знакомство его с Луговым в Каунасе, Аркадий Родионович почувствовал расположение к этому высокому широкоплечему человеку. Правда, они не успели еще познакомиться настолько, чтобы вполне доверять друг другу, однако между ними установились хорошие отношения.
Аркадий Родионович последнее время находился в таком нервном состоянии, когда становится уже невмоготу держать про себя даже самые заветные думы. И вот после некоторых колебаний, подойдя к Луговому, он спросил:
— Вы знаете, на каком заводе мы работаем?
— Догадываюсь, — насторожился Луговой.
— М-да. Догадываетесь… Ну и что?
Петр Михайлович подался вперед, этот пожилой и порою слишком неосторожный в действиях человек заговорил сейчас как раз о том, над чем так долго ломал он голову в последнее время.
— Не знаю, — откровенно признался Луговой.
Аркадий Родионович дотронулся до бородки, рука у него чуть заметно дрожала.
— Мы должны заявить протест!
Луговой в недоумении посмотрел на товарища.
— Протест?
— Да, да, коллективный протест! — торопливо подтвердил Органов.
— Но против чего?
— Немцы нарушают международную конвенции об использовании пленных на работах в промышленности. Они заставили нас работать на военном заводе, — все больше волнуясь, продолжал Органов, — работать против своей Родины! Вы понимаете, это абсолютно недопустимо.
— Аркадий Родионович, а ведь им до сих пор удается скрыть от нас, что выпускает завод, — напомнил Луговой. — Как видите, все гораздо сложнее, чем кажется.
— Позвольте, чего же тут неясного? Завод выпускает радиолокационные станции. Нам надо заявить категорически…
— Категорически… — Луговой задумался: «Так вот оказывается в чем дело, радиолокационные станции!»
— А вы не ошиблись? — переспросил Луговой.
— Я… ошибся?! — Органов рассердился, — здесь уж позвольте мне положиться на свои знания. В таких вещах я не могу ошибаться.